Этот оптимистический прожект вкупе с постоянно растущими надеждами короля, что Ирландская Конфедерация отправит ему войска, позволяли невозмутимо принять катастрофу в Нантвиче. Однако он сознавал, что его политика непоследовательна и что его многократные заверения в уважении к законам и приверженности протестантской вере не соответствуют намерению развязать руки максимально возможному числу воинов из ирландских кланов как в Англии, так и в Шотландии. Это противоречие Карл разрешил к своему полному удовлетворению, скрывая половину своих прожектов от тех советников, которые их не одобряли. Эдвард Хайд, занимавшийся гражданской политикой короля и управлением оксфордским парламентом, обладал лишь неполными косвенными знаниями о планах короля по привлечению ирландцев, но и эти знания вызывали тревогу. «В этой операции очень много такого… что мы с вами никогда не сочли бы достаточно разумным, чтобы это советовать», – жаловался он государственному секретарю Николасу. Осторожный Николас выполнял ежедневную работу государственного секретаря, но все дела, касавшиеся Ирландии, вел не он, а его коллега лорд Дигби. На пути ирландских планов Карла было еще одно препятствие, которое требовалось устранить. Парламент назначил преемником Страффорда, лордом-лейтенантом Ирландии графа Лестера. В то время Карл, будучи недостаточно силен, не смог настоять на назначении Ормонда. Лестер, бесцветный тревожный человек, подчинившись приказу короля отложить поездку в Ирландию, весь прошлый год просидел в Оксфорде, разрываясь между лояльностью королю и своим крайним несогласием с его политикой. Теперь Карл заставил его отказаться от должности лорда-лейтенанта и назначил Ормонда.
Тем временем среди членов оксфордского парламента росли критические настроения. Жилье в переполненном людьми городе было никудышным и дорогим, а обычная повседневная жизнь – неудобной и утомительной. Многим из них не нравилась атмосфера насилия и безрассудное веселье, порождаемое войной. Они слишком серьезно воспринимали клятвы, оскорбления и пьянство, которые слышали и видели и против которых тщетно выступали главные королевские капелланы. Они верили досужей болтовне профессиональных солдат, весело предрекавших, что при должном управлении «эта война продлится еще лет двадцать». Как они прекрасно знали, современные им гражданские войны в Германии длились двадцать пять лет; французские гражданские войны прошлого века были еще длинней, войне Испании в Нидерландах пошел уже восьмой десяток. Члены оксфордского парламента содрогались от ужаса при мысли, что война в Англии тоже может стать затяжной. Но по меньшей мере одной печалью в Оксфорде стало меньше. Маршалл Смит, этот безжалостный страж пленных в Оксфордском замке, был снят по их просьбе. Тем не менее один из парламентариев, Эдвард Деринг, посчитал, что две недели в Оксфорде – это все, что он может вынести, и сбежал в Вестминстер, где, раскаявшийся и смущенный, рассказывал, что в штаб-квартире короля полно ирландцев и папистов.
Горькие чувства Эдварда Деринга разделил ирландец, приехавший в Оксфорд той же зимой. Мурроу О’Браен лорд Инчиквин был единственным влиятельным ирландским вождем, который с самого начала восстания твердо и активно поддерживал англичан. После смерти его свекра сэра Уильяма Сент-Леджера, лорда-президента Манстера, он взял под свое покровительство поселенцев и последние восемнадцать месяцев вел безжалостную и достаточно эффективную войну со своими соплеменниками. Почти с самого момента смерти Сент-Леджера было сделано представление на назначение Инчиквина лордом-президентом Манстера. Он был человеком молодым, амбициозным и горячим и надеялся на никак не меньшую награду.
Но в Оксфорде его ждал холодный прием. Он обнаружил, что быть протестантом, лояльным английской власти, еще не значит пользоваться благосклонностью короля. Любимцем двора был лорд Антрим, заявлявший, что прибыл из Килкенни с полномочиями от Ирландской Конфедерации. За всю преданность Инчиквина, за все опасности и лишения, которые он перенес, в награду он не получил ничего. Президентство в Манстере было обещано кому-то другому. Он уехал назад в Ирландию, и самое мягкое, что мог сказать о своем пребывании в Оксфорде, это что «чуть не лопнул от злости».