Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

Невозможно было долгое время скрывать от остальной Шотландии и от англичан, что твердыня Аргайла подверглась вторжению и его люди оказались беззащитными перед налетчиками. Уничтожение урожая, амбаров и домов, захват скота на многие годы обрекли клан на нищету и взвалили дополнительное бремя на его лидеров. Урон, причиненный репутации Аргайла, со временем можно было восполнить, но Монтроз сильно пошатнул уверенность ковенантеров в их непобедимом руководителе.

В Лондоне шотландские представители изо всех сил старались развеять слухи, приходившие с севера, но теперь даже от собственных друзей на них сыпались жалобы, что «если так пойдет, эта проклятая банда мятежных варваров наводнит всю землю». Казалось, даже успехи их армии лишились благословения, поскольку одновременно с новостями о сдаче Ньюкасла «в Эдинбург пришла чума», и к зиме она уже вовсю свирепствовала там. Между тем в Вестминстере парламент принял послов молодой королевы Швеции и, к великому возмущению шотландских представителей, обсуждал с ними возможность получения помощи из этой страны. Однако им не стоило бояться, что парламент получит нового соперничающего с ними союзника. Истинная цель шведов заключалась всего лишь в том, чтобы заручиться помощью английского флота в войне, которую они вели против Дании, и когда шведы поняли, что не преуспеют в этом, то потеряли всякий интерес к возможному альянсу.

VI

Несмотря на проблемы в Шотландии и раскол в их собственных рядах, похоже, что с приходом зимы к лидерам парламента вернулась уверенность. Сабран с удивлением отмечал их жизнерадостное настроение. Он слышал досужие разговоры о завоеваниях в Европе – о «грандиозных планах за рубежом», – и это в то время, когда они были по горло заняты дома. На море произошли столкновения между голландскими кораблями и английскими патрулями. Для англичан они закончились хуже, но это не было поражением. Вероятно, вскоре они намеревались возобновить хождение по морям. Это время приближалось быстрее, чем мог предполагать Сабран. Накануне войны лорд Уорик наделил капитана Уильяма Джексона полномочиями совершить пиратскую экспедицию в Вест-Индию. Теперь, спустя два с половиной года, он был на пути домой и вскоре собирался сообщить тем, кто его послал, о невероятных, если не сказать больше, успехах, которых добились его рейдерские отряды. Он был уверен, что власти Испании пришел конец: «Занавес приподнялся, и под ним обнаружилась слабость. И это было сделано горсткой людей… которые посмели явиться к их собственным дверям и выбили их из многих опорных пунктов». Война отсрочила возобновление конфликта с Испанией на несколько лет, но рекогносцировка была проведена, и о своих конечных целях никто не забывал.

Тем временем расколотому парламенту по-прежнему нужно было выиграть войну. В палате общин лидерство поделили между собой Гарри Вейн и Дензил Холлес, на стороне которого выступала палата лордов, все пресвитерианцы Вестминстерской ассамблеи, растущая группа умеренных в палате общин и, конечно, шотландцы. Слабость их лидера на тот момент заключалась в том, что он не был членом Комитета Обоих королевств, который фактически занимался всеми насущными делами нации. Хотя у Вейна и Холлеса были непримиримые разногласия в вопросах религии, у них имелось кое-что общее: оба верили в величие и миссию своей страны. Феномен того времени состоял в том, что, несмотря на раскол, неудачи и внешнюю дезинтеграцию, конечной целью многих пуритан в парламенте, как и ведущих армейских командиров-пуритан, было величие Англии. По их мнению, эта цель была предана королем Карлом за годы проводимой им политики нейтралитета. Той осенью Джон Милтон, которого спровоцировала проповедь, осуждавшая его памфлет по поводу развода, написал великое воззвание о свободе прессы. Его Areopagitica не привлекла почти никакого внимания. Но в ней содержался великолепный образ Англии: «Мне кажется, я вижу в своем сознании могучую благородную нацию, которая, подобно сильному человеку, пробуждается ото сна и встряхивает своими невидимыми локонами. Мне кажется, я вижу, как она, подобно могучему орлу, сбрасывает свои юношеские перья и открывает свои ясные глаза навстречу лучам полуденного солнца». Такие мысли, неясные, но глубокие и сильные, были распространены среди парламентариев, поддерживавших пуритан. В стане короля подобные откровения не посещали никого.