Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

Шотландцы, верные своим союзническим обязательствам, убеждали его принять условия, причем канцлер Лоудун использовал весьма откровенные выражения, которые только теперь стали привычными для Карла. Если откажетесь принять эти условия, уверял Лоудун, «вы потеряете всех своих друзей в парламенте, потеряете Сити и всю страну. Англия встанет против вас, как один человек. Они… свергнут вас и учредят другое правительство. Они заставят нас выдать вас им». Вот в чем была реальная опасность. Лоудун продолжил: «Если вы из-за своего упрямства потеряете Англию, то не сможете приехать в Шотландию и царствовать там». Переходя от угроз к убеждению, он сказал королю, что в предложенном договоре, конечно, есть вещи, которые не нравятся шотландцам, но в интересах мира люди должны забыть о своих разногласиях.

Карл хорошо понимал, что шотландцам не нравятся все условия договора. Но ошибся, полагая, что они не нравятся им настолько, чтобы они в конечном счете порвали с парламентом и встали на его сторону. Слова Лоудуна, что его могут выдать англичанам, он воспринял как пустую угрозу, призванную напугать его и вынудить в качестве платы за помощь шотландцев принять Ковенант. На предложение парламента король ответил отказом, слегка замаскированным под просьбу об отсрочке, и, когда шотландские представители в Лондоне, получив его ответ, заявили о своей готовности вывести армию и передать короля парламенту, он по-прежнему был уверен (не совсем безосновательно), что это всего лишь политика намеренного шантажа с целью заставить его уступить их желаниям. У него по-прежнему имелись собственные планы. Он отправил своим друзьям в Париже послание с просьбой поддержать его ирландский прожект и, возможно, придумать для него план бегства, велел Аргайлу и Лоудуну ехать в Вестминстер и уговорить англичан изменить их условия, послал Гамильтона в Эдинбург, чтобы он посмотрел, нельзя ли убедить Комитет сословий принять от него не полное, а частичное признание Ковенанта. Но все это были лишь уловки, чтобы потянуть время.

Избавленный на время от тех, кто больше всего досаждал ему спорами, король выглядел спокойным. Он играл в шахматы (Карлу всегда нравилась эта игра) с теми, кто ему прислуживал, и с удовольствием читал новости, присланные из Лондона постоянным шотландским представителем графом Лодердейлом, который сообщал о растущей враждебности к пресвитерианской партии. Короля это радовало. Стоит этой враждебности усилиться еще немного – и шотландцам придется встать на его сторону против индепендентов независимо от того, примет он Ковенант или нет.

На самом деле отказ, который подразумевался в ответе короля, был встречен в Вестминстере со смешанными чувствами, отразившимися в анекдоте, ходившем спустя несколько лет. Парламентарий-пресвитерианец, встретив своего коллегу-индепендента, в смятении восклицает: «Что с нами будет теперь, когда король отказался?!» На что тот отвечает: «Нет, что было бы с нами, если бы он согласился?» В течение всего лета напряженность между индепендентами и пресвитерианцами росла. Теперь самый непримиримый раскол в Англии был не между королем и парламентом, не между кавалерами и «круглоголовыми», а между сектантами и их оппонентами.

IV

Сектанты, как уже отмечал доктор Бейли, были обеспокоены дальнейшим претворением в жизнь и сохранением своего идеала, который, по мнению Бейли и шотландцев в целом, представлял собой «ужасающую свободу». В погоне за этим идеалом они хотели «утвердиться в каком-то новом народном правительстве». Они хотели этого так же сильно – если не сильнее, – как заключить справедливый мир с королем.