Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

Суровость с которой обращались с оппонентами, как и в целом справедливость и несправедливость размеров взноса, варьировалась от графства к графству и зависела от характера людей, доминировавших в комитетах. «Близость и кровное родство портят все», – писал один из членов парламента, возмущенный снисходительностью некоторых своих коллег. Но близость и кровное родство часто становились спасительной благодатью, которая предотвращала ужесточение конфликта. В других случаях местная вражда и личные ссоры усугубляли бедствия войны. «Если это называется правами парламента и свободой подданного, я молю Бога исправить это!» – восклицал один оштрафованный роялист из Стаффордшира. «Одного случайного слова, сказанного человеком, достаточно, чтобы конфисковать ценности всей семьи», – жаловался другой роялист, пострадавший от злобных соседей. Горькая правда состоит в том, что во времена политических распрей один завистливый доносчик может нанести вред, который не под силу исправить благами сотен людей. Мстительный член комитета всегда мог найти причины для преследования своих врагов, какими бы нейтральными и безобидными они ни старались быть. В кентском комитете старый ожесточенный сэр Энтони Уэлдон безжалостно разорил сэра Роджера Твисдена, умеренный роялизм которого, выражаясь его словами, не позволял ему «одобрять и беспрекословно соглашаться с их ужасными методами». В Норфолке бедный беспомощный поэт Эдвард Бенлоуз возражал против требований комитета, вызванных, как он считал, личной враждой: «Я боюсь, что эти вещи произрастают из неких личных предпочтений… когда верх берут страсти». В некоторых графствах наиболее способные люди ушли воевать, оставив работу в комитетах более жадным и менее галантным. Граф Манчестер, к которому обратилась леди Пестон, чей муж сбежал за границу, пытался смягчить негативные последствия, вызванные жадностью члена комитета Майлза Корбета. Он писал, что хотел бы побеждать не жесткостью, а учтивостью.

Иногда тон задавали командиры военных отрядов, особенно когда они одновременно являлись членами комитетов. Так, на западе Мидлендса Бреретон со стороны парламента и Байрон со стороны короля действовали жестко и непреклонно. На Севере Ньюкасл и Ферфаксы соревновались в вежливости, хотя их подчиненные не всегда следовали их примеру. Обращения к Ферфаксам от дворян-кавалеров, иногда претендовавших на родство с ними, всегда принимались доброжелательно. С особым вниманием Ферфаксы отнеслись к вдове и дочерям Страффорда, к этому «несчастному поверженному семейству из Вудхауса». В Ланкашире сэр Ральф Эштон сделал все, что мог, чтобы защитить от разграбления хозяйства своих соседей-роялистов, когда в графстве господствовала его собственная партия. Даже в конце войны полковник Херберт Морли, активно выступавший за парламент, мог обратиться к своему соседу в Суссексе, воевавшему в армии короля, с просьбой подыскать для его жены какое-нибудь безопасное место.

Военные и экономические проблемы короля были во многом теми же самыми, что и у парламента, только разрешить их оказалось сложнее. Многие из его отрядов и почти вся кавалерия были набраны в поместьях благодаря щедрости лояльных к нему лордов и дворян. Старый друг Страффорда сэр Уильям Пеннимен экипировал, привел и выплачивал жалованье целому конному полку и еще одному пехотному полку, а невероятно богатый Бушель одел лейб-гвардию и еще три полка и дал королю 26 пушек помимо неограниченного запаса олова для пуль. Но энтузиазм некоторых капитанов-любителей, теплой осенью присоединившихся к армии короля с 30 всадниками, заметно поостыл, когда наступила зима и война не закончилась к Рождеству. Многие после первой кампании отправились по домам. Другие, поместья которых находились на территории, оказавшейся под угрозой, ушли, когда получили ордера на секвестр, по той вполне разумной причине, что, оставаясь при оружии, они просто передали бы свои земли и ренту под управление мятежников для использования против короля. Однако многие остались в строю, полагая, что их коллеги-профессионалы и старшие по званию отнесутся к ним с уважением, подобающим их социальному положению и той материальной помощи, которую они оказали делу короля.