Армия каждой из сторон представляла собой срез английского общества и указывала на разделительные линии, если столь многообразные и запутанные различия можно назвать линиями. Лицо страны в этой войне отражало ее лицо в мирное время со всеми сложными, переплетающимися или конфликтующими интересами и пристрастиями.
В обозримом будущем проблемы с организацией, финансированием и снабжением выглядели уныло для обеих противоборствующих сторон, но перспективы у короля в случае, если ему не удастся получить существенную помощь из-за границы, были мрачнее, чем у парламента. Если он не выиграет войну в течение года, то, вероятнее всего, вообще не выиграет ее. Парламент обладал большим запасом прочности.
Король надеялся, что получит помощь из Дании, и в оплату услуг датского флота предлагал уступить ей Оркнейские острова. Он поддерживал связь с португальским послом, который покупал в Голландии оружие якобы для короля Португалии, но на самом деле – для короля Англии. Однако главные надежды Карла сосредоточились на Ирландии, откуда он с нетерпением ждал известий о заключении перемирия, которое должно было дать ему возможность задействовать освободившиеся там войска. Королева, по-прежнему находившаяся в Йорке, следовала своему собственному оптимистичному плану, вдохновленному главным образом графом Антримом. Будучи взятым в плен в родном Ольстере, тот сумел бежать и теперь объявился в Йорке, предлагая заключить мир между всеми партиями Ирландии и, собрав 20-тысячное войско, пойти против шотландских ковенантеров. Этот план захватил королеву, и она сразу дала Антриму разрешение приступить к его исполнению, пока она, находясь в Йорке, подтолкнет Монтроза, Эйборна и других шотландских роялистов, следуя их замыслам поднять в Шотландии восстание. Правда, нужно сказать, что по совету Гамильтона этот замысел был отвергнут королем, но королева не видела препятствий, чтобы тайком продолжить его выполнение. Некоторые выразили готовность пойти на это, но Монтроз, не любивший подобные закулисные действия, отказался следовать любому плану, который не будет официально одобрен королем. Он остался в Йорке, но впал у королевы в немилость и разошелся со своими товарищами-роялистами. Несмотря на такое разочарование, королева пылала надеждой. «Я очень давно не чувствовала себя такой веселой и довольной, как сейчас», – писала она королю 17 мая 1643 г.
Спустя три дня, в Духов день, военные дела короля на севере резко изменились в худшую сторону. Сэр Томас Ферфакс, войска которого пополнились молодыми добровольцами из занятых производством шерсти пуританских деревень Западного Райдинга, внезапно напали на Уэйкфилд. К действиям Ферфакса подтолкнуло недовольство бедноты. После его поражения месяц назад кавалеры удерживали пленных с целью получения выкупа. Те, кто мог, купили себе свободу, но многие по-прежнему оставались в неволе, голодали и подвергались плохому обращению со стороны своих тюремщиков и надеялись, что их земляки из жалости соберут денег на выкуп. Теперь их несчастные жены толпились вокруг Ферфакса, призывая его помочь. Нападение на Уэйкфилд было предпринято в основном для того, чтобы захватить пленных для последующего обмена. В городе стоял достаточно сильный гарнизон под командованием Джорджа Горинга, но Ферфакс нашел слабое место в фортификациях и, хотя его защищали с яростным упорством, сумел ворваться в город. Там он разделил своих людей на небольшие отряды, которые направил по разным улицам, создав у роялистов впечатление, что город взят, хотя на деле это было не так. Роялисты потеряли уверенность и после одного-двух часов отдельных бессвязных стычек сдались. Как выразился Томас Ферфакс, «это было скорее чудо, чем победа».
В его руках оказались пушки, оружие и склады в большом количестве, а также сколько угодно пленных, включая Джорджа Горинга – самого талантливого кавалерийского офицера королевских войск на севере. Однако удержание самого Уэйкфилда не входило в намерения Ферфаксов, и они, забрав добычу, отошли: старший – в Лидс, младший – в Бредфорд.
Королеву не смутило ни поражение в Уэйкфилде, ни известия, которые вскоре пришли из Лондона: палата общин официально обвинила ее в измене. Всего за несколько недель до этого она с удивлением получила письмо, подписанное Пимом, Хэмпденом и другими, в котором ее просили использовать свое влияние на короля, чтобы он согласился заключить мир. В тот момент это могло показаться признаком слабости с их стороны, но, более вероятно, явилось неким предварительным шагом, последним предоставленным ей шансом перед предъявлением обвинения. Находясь в безопасности среди свиты своих доблестных и льстивых солдат, она могла смеяться и над просьбами, и над угрозами, а тем временем убеждать короля, чтобы он, не теряя времени, объявил, что нынешняя вестминстерская хунта не является истинным свободным парламентом.