Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

Набожность и крепкая дисциплина солдат Кромвеля быстро привлекли внимание. «Жители тех мест, куда они приходили, прыгали от радости», – писал один из лондонских журналистов. Однако бывали и исключения. Кромвель с самого начала настаивал, что при назначении младших командиров личные достоинства для него важнее общественного положения. Его люди были по большей части «свободными землевладельцами или сыновьями свободных землевладельцев, которые ввязались в этот конфликт по воле совести», а его капитаны если не приходились ему родней, то не всегда были дворянами. Такое пренебрежение общественными правилами возмутило молодого Хотэма, войска которого случайно встретились с отрядами Кромвеля, когда те занимались фуражировкой на границе Линкольншира. Хотэм, весьма далекий от того, чтобы при их приближении прыгать от радости, угрожал, что будет стрелять, если они зайдут на его территорию.

В середине мая граф Эссекс, оставив свои поредевшие и измученные болезнью войска, приехал в Вестминстер и потребовал от парламента и Сити, чтобы ему немедленно выдали более 100 000 фунтов. Для него с трудом нашли треть того, что было необходимо. Рассматривались экстраординарные меры, и во время дебатов в палате общин то и дело слышалось голландское слово accijs (акциз), означавшее налог на покупку. Сначала этот акциз был отвергнут парламентом, но теперь рассматривался одним из комитетов.

С приходом весенней погоды Лондон стал выглядеть веселее, чем в последние несколько месяцев. Вечера стали длиннее, и после закрытия магазинов отряды добровольцев с лопатами на плечах под звуки военной музыки маршировали на строительство фортификаций. Девушкам предлагалось присоединяться к ним, возможно, не столько из-за работы, которую они могли выполнить, сколько потому, что их присутствие привлекало мужчин. Тем временем Эдмунд Уоллер занимался подготовкой заговора, который разрабатывался под прикрытием мирных переговоров в Оксфорде. 19 мая бойкая вдова убитого под Эджхиллом кузена короля, леди д’Обиньи, приехала в Лондон будто бы по личному делу. Но в действительности она тайком привезла королевское предписание о проведении военного набора. По согласованию с влиятельными роялистами Сити его должны были обнародовать, как только король пришлет весть о начале наступления на Лондон. Нужно было захватить Тауэр и взять в заложники нескольких ведущих парламентариев. Уоллер пытался втянуть в это лорда Нортумберленда, который не проявил заинтересованности, а также графа Портленда и лорда Конвея, которые, по-видимому, изъявили большую готовность участвовать в его планах. Возможно, Уоллер что-то узнал о параллельном заговоре, который спонсировал невероятно богатый сэр Николас Крисп, купец-роялист, зимой бежавший в Оксфорд, но сохранивший связь с друзьями короля в Лондоне. Какими бы ни были намерения этих заговорщиков, из них ничего не вышло, поскольку в тогдашнем обществе, не способном держать язык за зубами, сведения о нем не могли не просочиться наружу. 31 мая 1643 г. Уоллер и другие подозреваемые были арестованы.

Леди д’Обиньи поспешила в дом французского посла и потребовала защиты. (Ее муж, господин д’Обиньи, имел определенные права как подданный Франции.) Парламент ничего не стал слушать и, несмотря на ее бурное возмущение, отправил леди в Тауэр. Ее пол и общественное положение защитили ее от большей опасности, а Эдмунд Уоллер выкупил свою бесславную жизнь, назвав имена всех, кто ему помогал, и даже униженно умолял их подтвердить его обвинения. Его показания были настолько подробны, что венецианский агент счел заговор фикцией, придуманной Уоллером и палатой общин, чтобы иметь повод для ареста подозреваемых роялистов. По делу об этом заговоре были повешены три жителя Лондона, но Уоллер, отсидев в тюрьме пятнадцать месяцев, заплатил штраф в 10 тысяч фунтов и отправился в изгнание.

Содержание этого несостоявшегося заговора было менее существенным, чем его результаты. Колеблющиеся, умеренные и те, кто уповал на мирные переговоры, были напуганы угрозой предательства. Одно дело – урегулирование в результате переговоров с королем, но совсем другое – его триумф за счет предательства их соратников. Был подготовлен новый текст клятвы, подтверждающей верность делу парламента, которую должны были принести все парламентарии и люди, занимавшие должности, облеченные доверием. Пим в очередной раз убедил своих коллег в необходимости достижения более тесного взаимопонимания с шотландцами, а палату лордов, смущенную тем, что под подозрением оказались некоторые лорды из их числа, вынудили присоединиться к палате общин и выбрать уполномоченных для отправки в Эдинбург от имени парламента.

Более важным было решение, принятое парламентом, чтобы указать на его желание привести церковь в большую гармонию со словом Божьим. В соответствии с этим парламент выпустил ордонанс в адрес Ассамблеи богословов, чтобы они разработали реформу церкви по примеру Шотландии и других протестантских стран.