Над палаткой раздался тяжелый громовой раскат.
Гречко втянул голову в плечи и замолчал. В темноте палатки стали прислушиваться. Может, сейчас хлынет шумный ливень и утопит этот гнетущий вечер, и заблестит под молниями мокрая трава, и завтрашнее утро изумит их своей новизной.
Но больше не гремело. Иногда доносилось далекое ворчание— с той стороны гор.
Улугбеку послышалось, что в воздухе зазвенело, словно где-то поломалось тонкое стекло. Это, наверное, переломилось лето, подумал он, теперь пойдет вниз, покатится — под мелкие дожди, под слетающие листья, до замерзших луж.
Над лагерем еле слышно прозвучал отбой, так глухо, будто они сидели не в палатке, а в ватном доме.
Олег заворочался, ему не хотелось лишний раз злить Маломёда.
—Пойдем, Улуг!
Они вылезли из палатки.
Ночь качала деревьями, рвала листья. Безглазая ночь жестко смотрела им в лица. Гречко вдруг подумал, как много ночи и как мало в этой густой тьме его, Олега Гречко, со всеми его мыслями и длинными руками и ногами.
- Хочу дать тебе совет, Улугбек. Не будь фанатиком! Великий вождь каждого — ум. Живи по уму,— сказал Баярд.
- Будь фанатиком, вождь! — Ашот Шаман обнял его. — Не слушай никого, а слушай свое сердце. Хуг!
Спотыкаясь, Улугбек и Гречко брели к палате. У обоих на душе было смутно.
Ночь... Во всем виновата она, темная и ветреная ночь на изломе лета
После полуночи свалила последняя туча, высыпали звезды.
Ночь наблюдала, как выполняется единственный ее Великий закон — всем спать.
С ясной улыбкой спал начальник Диваныч. А что! Оздоровительный сезон протекает, по большому счету, весело. Перед сном Диванычу позвонило его начальство и откровенно намекнуло на премию по итогам сезона.
Впрочем, сейчас и премия где-то спит.
Садовник Монахов бормотал и ворочался в постели. Снился Монахову громадный бак, в котором плещется Тихий океан. И в том месте, где глубина больше одиннадцати километров, стоит на дне Маломёд, а голову держит над водой. Как же его спасти? — мучился Монахов на берегу.
Котенок Маруся выскользнул за дверь, сел на крылечко и спел Песню Ночной Охоты. В лужице одиноким светлячком плавала звезда. Котенок прыгнул на нее — звезда исчезла. Обидевшись, оставляя мокрые следы, котенок взобрался на крыльцо. Задрав голову, долго смотрел в звездное небо. Что это за огоньки, чьи это немигающие глаза?
Поднялся по стенке до карниза и с него — на крышу. Звезды отодвинулись выше. Котенок влез на трубу. Еще немного, и он достанет их...
Расстелив постель на верстаке, спал в своей мастерской Ашот Шаман. После полуночи он мог заснуть в любом положении, хоть вниз головой, как летучая мышь. Но сон его был так же чуток, как у этих осторожных зверьков.
В углу тускло отблескивала лаком гитара. Звуки дремали, вытянувшись на струнах. Рядом стоял тамтам, чуткий, как дежурный аптекарь, от малейшего шума просыпающийся и спрашивающий «кто? кто? кто?».
В ночи бесшумно, как сама ночь, летает унылая птица сплюшка.
Ашот Свисток страшно скрипел во сне зубами. Не от злобы, привычка такая.
Над головой спящего в кресле-качалке Маломёда сиял месяц, похожий на половинку раскаленной сковородки.
Малыши в восьмом отряде вскрикивали, когда в их цветные сны вторгались какие-то черные фигуры. Некому их успокоить: вожатая сама видит цветной сон — принца на серебряном коне.
Безгрешным сном спал Алька, Сломанный Томагавк. У кровати лежало копье. Рука сжата в кулак, словно в ней поводья храпящего скакуна. К утру стало прохладнее, Алька разметался поверх одеяла и улыбался — веет ветер ковыльных степей.
Человеку снятся мечты.
Сложившись пополам, лежал под одеялом старший Гречко. Его сон был неровен, обрывист и изломан, как молодые горы. Есть там и зеленые склоны, и зарожда ющаеся леса, но осыпей, бурых скал и глубоких ущелий- куда больше. Корчился Олег и
вздрагивал, как будто недавно пережил обвал.
Темна ночь в горах. Спят апачи, спят гуроны.
И сама ночь уже спит, утомившись ходить по земле.
Не спал Улугбек. Он не мог положить голову на мокрую от слез подушку и сидел, сжавшись, уперев подбородок о подоконник.
Больно сердцу.
Кто-то пишет сценарий, стоит за ширмой, а все остальные— они думают, что самостоятельные — дергаются, как куклы.
Сейчас он думал о Великом советнике с таким же отвращением, как о физруке. «Полководец марионеток, кукловод!..» «В подвале спрятать сильную группу гуро-нов, которая захватит род Красного Лиса...» С брезгливостью представил высокомерное лицо кружковода, его заплывший жиром торс бывшего боксера, выставляемый напоказ, как образец мужской силы...
Растает ночь, придет новый день.
Земля и днем летит сквозь звездную пыль, окруженная страшным космическим холодом и мраком. Но днем люди не замечают этого, потому что есть живое, горячее солнце.
Отец Улугбека любил задавать неожиданные вопросы.
—У тебя в руках граната, и тебя окружают враги... Что .ты сделаешь?
— Взорву врагов и себя! — бездумно отвечал Улугбек.