Я начала спускаться к Красницкому, осторожно выбирая камни — улететь вверх тормашками в водопад — это не то, что подобало моменту.
Иван не пошёл мне навстречу. Он просто продолжал стоять, внезапно ссутулившись и полностью сконцентрировавшись на мне, как будто больше не на что вокруг было смотреть или… — я даже мысленно усмехнулась нелепой мысли, промелькнувшей в моей голове, — как будто он боялся посмотреть ещё раз на то, что натворил.
Нет, не поверю! Генералы не плачут над трупами своих солдат. Фабриканты не страдают, увольняя рабочих. Президенты не впадают в депрессию, обрушив экономику. Красницкий был из них, из сорта людей, у которых непоправимо сбиты настройки под названием «человеческие ценности». Но выглядел он странно, я бы даже сказала пришибленно. И в уцепившемся за меня взгляде отсвечивало что-то, похожее на надежду. Так смотрит тонущий человек на проплывающий мимо акваланг.
А вдруг не всё потеряно? Вдруг я не права? И он правда не знал? Или до него внезапно дошло?
Был же в древности царь Ашока, который завоёвывал народы, уничтожал, рубил головы, а потом, однажды выйдя на залитое кровью поле после грандиозного сражения, так прочувствовал боль и бренность, что внезапно просветлел. С тех пор больше не было ни одного настолько просвещённого, мудрого и человеколюбивого правителя в Индии до наших дней. Символ в виде «львиной капители», венчавшей колонны, с помощью которых этот царь просвещал свой народ, спустя тысячи лет украшает герб современной Индии. И мало кто помнит, что изначально Ашока был кровавым тираном, свергнувшим родного брата, чтобы занять трон. Возможно, это сказки, но в сказки приятно верить…
Я взглянула на Ивана уже с расстояния в полтора метра, и Красницкий опять показался мне чертовским притягательным. Не оторваться, несмотря на абсолютное отсутствие счастья в лице.
С каждым шагом навстречу он выглядел всё более «неприглаженным», но при этом настоящим, что ли? Словно его стальная маска превратилась в пепельную и рассыпалась от дуновения ветра, как сгоревшая верёвка, чтобы обнажить уязвимого человека, его раскрасневшиеся от свежести высокие скулы, прямой, длинноватый нос, подбородок с царапинкой от бритья, высокий лоб, за которым наверняка много мозгов, и две продольные морщины — признак упрямства. Тёмно-серые, как зимнее море, глаза, смотрели слишком прямо. Иван был открыт сейчас, как солдат, готовый выкрикнуть: «Стреляй!» и от этого мои губы склеились. Я просто не знала, что сказать.
Может, всё от того, что в амфитеатре печали мы были не главными? Никаких рамп, прожекторов, объективов, общественного мнения и рейтингов. Просто локальный конец света, неприкрытая, жестокая правда, как обухом. Заглянув совсем близко в глаза Ивана, я почувствовала, как внутри меня что-то сжалось, и ни черта не поверила собственному ощущению. Вечно я пытаюсь приписывать свои эмоции другим! Генералы не плачут…
Между нами осталась одна кочка, поросшая травой и округлый небольшой валун, и уже пора было что-то произнести, а все фразы казались неподходящими, даже банальное «здрасьте».
К счастью, он сделал это первым.
— Как я вижу, спасать уже нечего, — мрачно сказал Красницкий. — Но спасибо, что поставила в известность. Решил проверить лично. Опоздал.
Ни ухмылочек, ни пренебрежения, ни привычного хамства. Констатация провала, как приговор. Честно.
Чёрт, всё-таки что-то с ним не так! Кажется, я совершенно запуталась. Но стоп! Ведь я хотела показать все эти «результаты жизнедеятельности» и ему, и чиновникам, просиживающим в Москве дорогие штаны, так что не стоит терять драгоценное время!
— Пойдём, — сурово мотнула я головой в сторону гор.
Иван без лишних слов кивнул и сделал шаг за мной к бетонной дорожке с перилами, по которой официально положено ходить туристам в национальном парке. Я задела пальцем кнопку на пульте, квадрокоптер послушно полетел за нами, по-прежнему оставаясь на уровне глаз миллиардера.
— Дрессированный? — спросил Иван.
— Да.
— Снимаешь компромат? — заметил он с горькой полуусмешкой.
Протянув руку, ухватился за перекладину между стойками, дрон зажужжал, будто сопротивляясь. Но Иван притянул его к себе, вглядываясь в камеру.
— Снимаю масштабы бедствия, — ответила я. — Везде и всем нужны доказательства, особенно чиновникам из министерства. — И я немного покривила душой. — Про твоих юристов я думаю в последнюю очередь, но если что, тоже пригодится.
Красницкий хмыкнул и отпустил дрон.
— Резонно. Тогда пошли.
Странный.
Дрон унесло вправо. Я пощёлкала кнопками, настраивая высоту и траекторию агрегата. Тот приподнялся и чуть накренился.
— Дай сюда, — Красницкий протянул руку к пульту. — Тут есть одна удобная фича. Я знаю, у меня такой есть.
Я заколебалась на мгновение, но всё же передала ему пульт. В груди скребнуло смущение: я же хотела сделать фильм против него! Чтобы в лоб, как граблями, чтобы дошло. И вдруг он сам здесь и настраивает для этого дрон! Сюр какой-то…
Похоже, я покраснела. А он глянул на меня и догадался. У меня даже бёдра сжались от неловкости.