Он склонился надо мной, я смотрела на него, задрав голову, и поняла, что расстояние между нами так ничтожно мало, будто… Мой взгляд остановился на его губах, его на моих.
Щёку обожгло дыханием, и я вновь ощутила влажную нежность губ того, кого считала окаменевшим от чёрствости мерзавцем. И горячее электричество закружилось по ногам вверх, к животу, бёдрам, к груди, закружило голову и вернулось туда, где сердце…
Глава 28
Я ей не нравился. Сейчас и мне самому с собой было так себе. Я всё про себя знаю: характер скверный, отравить им могу кого угодно. Но я не зарываюсь в дерьмо головой, я нахожу, за что зацепиться, и выбираюсь. Это «что-то» всегда есть. И сейчас это была она! Рита была до неприличия яркой, словно ворвавшийся в пасмурный зимний день индийский танец со всеми этими колокольчиками и цветастыми прибамбасами.
Я только теперь понял: актриса из неё никакая, что вполне резонно — и свой фонтан эмоций ей было не удержать, зачем тогда напяливать чужие? Выражение её лица менялось часто: в глазах мелькало то презрение, то интерес, то недоверие, то изумление, то вновь суровый прищур, будто она подбирает на ходу карманную гаубицу. Ну и пусть. Главное, что меня она восхищала.
В илистом сумраке моего настроения Рита светила, как маяк в тумане. И не захочешь, присмотришься. Она была на малую толику полнее того, что я считаю идеалом, выше ростом, самостоятельнее, упрямее, и местами смешнее, но всё это было не в счёт. Рита была пропорциональна, у неё были потрясающие ярко-синие глаза, точёный нос, рот настолько чувственный, что при одном взгляде на него у меня ныло в паху. И хорошо, потому что мыслями о загубленном лесе детства меня ломало.
Рита была живой! Вибрирующей, звонкой, женственной в каждом штрихе: в пряди за ухом, в форме этого самого уха, в блестящем маникюре, в повороте головы, в дерзких чёрных волосах, с хвоста спускающихся каскадом по спине. И в том, что она точно не надела лифчик. Её грудь колыхалась под красной водолазкой и дутым белым жилетом, и я угадывал то, что было спрятано. Эти две нахально подпрыгивающие выпуклости хотелось почувствовать в ладони, смять, огладить, затем найти живот и понять, какой он на ощупь, чтобы потом пойти ниже…
Но белесые, как зомби-привидения, коконы сдерживали меня и укоряли одним своим видом, цепляя на крючок сожаления. Проклятая паутина, которая развевалась под порывами ветра на ветвях, следовала за нами и реяла, как флаг с надписью: «Ты убил лес».
«Не только я», — мысленно огрызался я.
Но для Риты это было не так. Она уже виртуально прибила мне ко лбу табличку «Сволочь». И почему-то это больше не забавляло. Я пытался развеять её напряжение, показать, что я — обычный человек, а не волк с Уолл-Стрит. Но что бы я ни сказал, лучше не становилось.
Я обрадовался, когда Рита завела меня выше, и по холмам над камнями пошли дубы, тисы и прочая растительность. Потому что всё это уже становилось невыносимым.
И вдруг я увидел живой самшит, целое море знакомых деревьев по ту сторону пропасти, и один маленький кустик за спиной Риты, как чудо! Первобытное, реликтовое чудо, мать его! А ещё я почувствовал любимый мной запах и воспрянул духом, воодушевился, как конокрад, купивший индульгенцию.
Вот эта маленькая веточка с глянцевыми листьями и была моей индульгенцией, за которую придётся выложить столько, сколько придётся. Но я выложу. Так я и сказал Рите.
И меня отпустило. Словно пружиной шибануло в мозг. А она улыбнулась. Да, да, просто улыбнулась, очень по-хорошему, понимающе и даже ласково. А потом подняла ко мне лицо, будто подставляя и ожидая чего-то.
Я тоже этого ждал. Я прижал к себе Риту и поцеловал так, словно задыхаюсь. И, чёрт, она снова ответила!
Подалась вся ко мне, я ощутил её руку на затылке. Рюкзак с её плеча скользнул на дорожку. Свежий запах самшита и без того вечно пьянящий, смешался с её запахом и закружил мне голову. В её губах была малина, сладость, обещание, и революция. Мы вспыхнули оба, как два факела в коротком замыкании.
Я целовал её шею, уши, возвращался к губам. Покусывал, мял, пил их. Это был секс губами, а совсем не лёгкий, ничего не значащий поцелуй. Настоящий секс! Адреналин смешался с эндорфинами, и мозг мне снесло полностью. Словно не самшит, а я выжил, и хотел надышаться, взять всё сейчас, пока живой. Кто знает, что будет завтра. А сейчас мне было мало, мне надо было больше! Всё!
Губы к губам, руки под распахнутую куртку, под водолазку и ладони наполнились её горячим теплом. Нежная кожа под моими пальцами, что-то персиковое. Атлас, который хотелось охватить весь целиком, сжать, распустить, чувствовать, втянуть в себя. И я делал это жадно. Целовал, оглаживал, ощущая нарастающую дрожь в животе и силу в бёдрах.
Рита прикрывала глаза и открывала, околдовывая движением ресниц. Я срывал её выдохи и всхлипы, чуть хриплые, почти дикие. И вдруг почувствовал её руки под моей рубашкой. Внешняя прохлада на контрасте с расплавленным шёлком её ладоней. Моя рука — в её штаны. Боль по коже от кончиков её ногтей. Я вскрикнул. Всё, я больше не смогу сдержаться…