#война#мир#секс

И да, сегодня больше, чем когда-либо, я мечтала быть злой, отрицательной героиней в каком-нибудь голливудском вестерне, Умой долбанной Турман, способной «убить Билла1»! Или Алькой Барракудой, главным принципом жизни которой была беспринципность.

Почему я не способна быть такой? Многие могут, и им даже во сне не икается!

Во мне что-то изначально было не так, словно первым при родах у мамы отошли не воды, а слово «справедливость». Делают своё дело гены дедушки-коммуниста? Грудью на амбразуру — в этом я, пожалуй, в него. Или в бабушку, в шесть лет обругавшую фашистов сволочами. Прабабушка Маша её чудом спасла, за сундук задвинула и заткнула валенком.

Моя мама тоже была активисткой, пока все силы не забрала болезнь. Я вздрогнула: а вдруг это коснётся и меня? Вдруг это природное нетерпение к несправедливости кончается именно так? Я тайком сплюнула через левое плечо трижды — кто как, а для меня это тайный ритуал, чтобы дурная мысль не прицепилась.

Из дома в который раз показалась Олька, покрутилась, словно что-то её в хозяйстве интересовало, и снова скрылась. Я оценила её деликатность, только лучше всё равно не стало.

Лишь когда в большинстве комнат погас свет, я вернулась в дом. Продрогла до ужаса. Вплелась в кухню. Олька сидела там. Жаль… Подруга без слов поставила чайник, подвинула ближе ко мне тарелку, сняла с неё полотенце, обнаружив свежие картофельные драники.

— Покушай.

— Спасибо, не могу…

Оля громко вздохнула и заварила чаю в красную кружку с жёлтым слоном. Запахло калиной. Подруга больше ничего не сказала, просто поставила передо мной чашку с плавающими в коричневой жидкости раздавленными красными ягодами. Я села и опустила голову. И в чашку скатилась непрошеная слеза.

— Он не любит меня, — тихо-тихо произнесла я и разрыдалась.

Оля обняла меня.

— Ты уверена? Он так рвался тебя увидеть. Мне так показалось, по крайней мере.

Я вытерла слёзы и устыдилась.

— Он умеет притворяться. На самом деле… — слова «он меня унизил» я произнести не смогла, запнулась, запила чаем боль, и пробормотала: — … всё хуже, чем могло казаться.

— Гад какой!

Я шморгнула носом.

— Ты поступай, как хочешь, но стоит ли включать декабристку или нет, не знаю, не уверена. Лес… Сейчас Красницкому нужны вы, и он вам нужен. Тип из министерства не позвонил, альтернатив пока нет… — я вздохнула и отвела глаза. — Только теперь вы с ним, пожалуйста, общайтесь без меня. Я не смогу больше, прости, Оля…

— Да конечно! Не волнуйся, Рит, ты и так сделала невозможное. Ты тоже меня прости.

Я махнула рукой, уткнулась носом в её тёплый, совсем немножко покруглевший живот, и почувствовала себя маленькой и уязвимой. Оля погладила меня по голове.

А я потом отстранилась и добавила:

— Даже если для Красницкого борьба с огнёвкой — просто восстановление имиджа, почему бы не воспользоваться? Некоторые причиняют добро или ничего не делают, некоторые роют под себя, но попутно сеют благо. Это как налоговые льготы тем, кто жертвует на благотворительность: правая рука не ведает, что творит левая, но задней пяткой гребёт обратно в кошелёк… Парадокс. Весь мир состоит из парадоксов. Даже я влюбилась в того, кого ненавижу. И теперь ненавижу ещё сильнее, но будто умираю от этого. Мне так плохо, Олечка! И я не знаю, что делать…

— «Если вы страдаете от несправедливости нехорошего человека — простите его, а то будет два нехороших человека», — так сказал Августин Аврелий. Извините, девочки, что вмешиваюсь. Я просто воды вышел попить, случайно услышал, — проговорил Сержик, похожий на косматого рыжего медведя в семейных трусах.

— И мне водички, — показался позади папы, его уменьшенная копия без бороды, Валёк.

Я невольно улыбнулась, и вздохнула: «нехороших людей» сегодня явно в мире прибавилось. А, кто, в принципе сказал, что я хорошая?

Потом мы все разошлись спать. Впрочем, я — только лежать и смотреть в потолок, прокручивая всё, что столкнуло меня с Иваном, всю эту вереницу событий. Анализировала и плакала, и снова анализировала, придя к общему знаменателю под утро: простить мне его не получится, и я не хочу, не смогу! Такое не прощают. Боль уйдет, ей просто нужно время… Но ответный удар я наносить не стану. Я начала с войны, и это привело туда, куда привело: война множит войну, мир множит мир — закон снежного кома никто не отменял. Я просто буду жить дальше, как сумею, вдруг получится? Всегда получалось…

* * *

Уже рассвело, когда я немного задремала, а через час меня разбудили детские голоса и дико вибрирующий возле подушки смартфон.

— Алло, Маргарита Валерьевна? — послышался голос советника из министерства.

— Да, — неожиданно хрипло ответила я.

— Вчера не получилось. Я в Сочи. Не будем откладывать в долгий ящик, жду вас в входа в Национальный парк. Подъедете?

— Подъеду. — Я взглянула на пластиковый серый будильник на тумбочке моей комнатушки. — Где-то через час.