Надо же… Неужели полиции и долговой ямы не будет?
— Ты прости меня, — пылко заговорил он, — прости, пожалуйста, я понимаю, что обидел тебя! Я чувствую себя ужасно, правда! Меня это не оправдывает, но я просто всё не так понял. Сказал сгоряча. А теперь узнал, как ты на самом деле ко мне относишься и…
Я испугалась и возмутилась одновременно. И потому сказала резко, даже грубо:
— К тебе я никак не отношусь.
А в груди заломило, заныло так, что дышать стало трудно.
Он сглотнул.
— Но дети слышали…
— Странно в вашем случае, господин Красницкий, доверять таким не проверенным источникам. Стоило обратиться к юристам, в маркетинг и в службу безопасности, — издевательским тоном ответила я.
— Я обратился… — пробормотал он растерянно.
— Вот и прекрасно! Я так и думала! Значит, вердикт вы знаете: Нет никаких отношений между тобой и мной! Ничего личного, только секс. И того больше не будет.
Красницкий застыл. Не знаю, почему я не уходила, а продолжала стоять и смотреть на него. Может, просто потому, что ноги стали ватными, а голова дико кружилась, и я боялась упасть. А он был красивым, ненавистно, демонически красивым, и от этого меня разрывало ещё сильнее. Он был рядом, а потом я больше его никогда не увижу… Это было больно. И правильно. Он токсичен.
Я пересилила себя, сосредоточилась и шагнула прочь.
Иван схватил меня под локоть. Горячий, сильный… Ненавижу!
— Рита! Это не правда! — выкрикнул он. — Ты меня любишь! Я вижу…
Я дёрнулась и прошипела:
— Я?! Обойдёмся без представлений! Красницкий, запомни: я ненавижу тебя! Я презираю тебя за всё, что ты сделал! Но это только сегодня, завтра мне будет наплевать, а послезавтра я забуду, как тебя зовут! Ты разрушаешь всё, чего касаешься! Даже смешно, что ты строитель… Мудрецы в Тибете говорят: избегайте дурной компании и плохих людей, так что я последую их совету. И я не прощу тебя! Никогда!
Иван выпустил мою руку и посмотрел так, что мне стало ещё больнее. В ушах загудело, будто я сама себе влепила пощёчину.
Звякнуло уведомление. Такси. Как вовремя!
Из конференц-зала вышла Оля и посмотрела на меня непонимающим взглядом. Каким-то чудом мне удалась улыбка. Я бросилась к подруге, надев маску снова.
— Оля, вы флэшку, копии забрали? Ноутбуки? Пойдёмте за детьми. Мы уходим отсюда, — это прозвучало слишком суетливо. Плевать!
— А Иван?..
— Иван остаётся! — громко выпалила я.
— А если нет? — тихо произнёс он.
— Тебе рядом со мной места нет! И не будет! Никогда, — повторила я и пошла прочь, сквозь обрушившийся на сердце мрак.
Глава 45
— Что произошло между вами? — прошептала Олька, когда мы уселись в такси, набившись, как крабовые палочки в салат.
— Не спрашивай, — одними губами ответила я, понимая, что иначе меня накроет истерикой прямо здесь.
— Хорошо, прости… — кивнула подруга. — Поговорим потом, если захочешь.
Мне стоило неимоверных усилий сдерживать слёзы. Пожалуй, спасал только запах тёплого молока, исходящего от рыженького затылка Валька, которого я держала на руках.
Быстрее бы доехать к Сержолям, забрать чемодан и улететь из Сочи — хотелось запойно, на разрыв поплакать, закрыться от мира и никого не видеть вообще. Хотя совесть твердила, что надо бы остаться и сделать что-то ещё, что вот так на полуслове бросать друзей и самшитовую рощу нельзя, не хорошо, несправедливо! Но, кажется, я умру, если останусь, если увижу его ещё раз. И да, у меня ещё встреча с советником министра. Возможно, если не Красницкий предпримет шаги по спасению самшита, то это сделает он…
Однако советник из министерства, Копытков Арсений Михайлович, в тот вечер мне так и не позвонил. Я попробовала дозвониться сама, но в ответ звучало лишь «Абонент недоступен». Я несколько раз порывалась вызвать такси и уехать, но пуститься в безоглядные бега не позволяла чёртова ответственность.
Чёрт, как я хотела сейчас быть беспечной и глупой, лёгкой, как перекати-поле, с незамутнённым совестливостью разумом. До безумного раздражения я завидовала гламурным блондинкам! Но у меня даже ресницы, и те не очень длинные, чтобы ими невинно похлопать и проморгать нафиг чувство долга! Судя по тому, как меня раздражали близняшки Сержолей, постоянно заглядывающие мне в лицо, я из жабы должна была превратиться в царевну, вот только точного времени они не знали и боялись пропустить.
Я рассердилась и ушла во двор — пинать ржавое ведро и Вальков мяч с диснеевскими рыбками, бродить по участку, сидеть на отшлифованном Сержиком почти до глянца стволе старой груши. Меня раздражали горы на горизонте и свежий воздух, и небо в облаках, и молчащий телефон.
Точнее он пытался разрываться звонками, но на беззвучном режиме, поэтому его только пучило вибрацией. Журналистов с просьбой прокомментировать «поцелуй века» я просто сбрасывала, Ясика с его стенаниями тоже. Вот только Копытков не звонил, деятель государственный. Послать бы его! Но я сказала петицией «А», и невозможно было не произнести «Б»…