Война на Финском побережье 1854-1855 гг.

Он давно и систематически возбуждал против России общественное мнение и, наконец, достиг того, что английские государственные люди боялись встать на защиту русского дела, так как такое заступничество знаменовало собой в глазах населения или бездарность, или слабость характера. Пальмерстон был весьма последователен в достижении желаемой цели. Заметив, например, что лорд Дюрэм, состоявший при нашем дворе, подпал под обаяние личности Императора Николая I, он отозвал этого посланника из Петербурга. Нечего и говорить о том, что в борьбе сэра Стратфорта Каннинга (как английский пэр, он имел звание лорда Редклифа) с князем А. Меншиковым в Константинополе, Пальмерстон являлся главным вдохновителем первого. Не подлежит, поэтому, сомнению, что на совести Англии осталось подстрекательство турок к войне. Не малую роль сыграли тут и личные враждебные чувства лорда Стратфорта-Редклифа. Он сделался главным советником Турции и в Германии его недаром с озлоблением называли «Константинопольским султаном». «Если бы англичане и французы не вмешались так бессовестно и с такой злостью в наши дела с турками, — читаем в письме князя М. С. Воронцова, — то султан, конечно бы, помирился. У Пальмерстона был великий талант «все перепутывать и все смешивать». «Бойтесь лорда Пальмерстона, — сказал король прусский Фридрих-Вильгельм уже в 1839 г. — это человек недоброжелательный». Англия, руководимая Пальмерстоном, вела себя столь бесцеремонно, что граф Нессельроде признал систему, принятую английским кабинетом, беспримерной и неслыханной в летописях истории. И не один граф Нессельроде. Известный наш поэт В. А. Жуковский аттестовал Пальмерстона «злым гением нашего времени», человеком «с капризной волей» и чуждым «всякого уважения к высшей правде». «На беду нашего века», — продолжает Жуковский, — «и к бесчестью английского народа, рулем её корабля управляет рука, недостойная такой чести и власти... Англия, при всем своем народном величии, не иное что, как всемирный корсар, сообщник сперва потаенный всех мелких разбойников, губящих явно и тайно в других народах порядок общественный, а теперь и явный разбойник, провозглашающий, как последний результат христианской цивилизации, право сильного и без стыда поднимающий красное знамя коммунизма... С кем из возмутителей не дружилась Англия? Какой мятежник не был признан союзником её правителя». Эта характеристика была сделана в 1849 году, т. е. за четыре года до войны, когда русский писатель имел возможность отнестись к событиям спокойно и рассудительно.

Император Николай I хотел думать, что королева Виктория, по крайней мере, уважала Его и сочувствовала Его воззрениям. Из сочинений Мартина (Th. Martin), пользовавшегося письмами и дневником королевы, становится, однако, очевидным, что супруг её, принц Альберт, был одним из самых деятельных противников России. Он же, как известно, руководил королевой, очень усердно корреспондировал со всеми европейскими дворами и, наконец, ему приписывается мысль об избрании Крыма местом высадки союзных войск. Принц Альберт понимал, что Россию нельзя завоевать, но надеялся, что от неё могут отпасть западные области. В этом отношении он, в известной мере, сходился с Наполеоном, который обдумывал план поднятия народного восстания на Кавказе, в Финляндии и в Польше.

Свое вмешательство в русско-турецкие дела Англия прикрывала звонкими заявлениями о необходимости сохранения целости и неприкосновенности Турции для успехов цивилизации и общего благосостояния Европы! Эти заявления исполнены были такой лжи, что некоторые честные англичане тогда же усмотрели необходимость их разоблачения. «Наша любовь к просвещению в то время, когда подчиняем греков и христиан туркам, постыдна, — говорил Брайт, — и жертвы, приносимые нами во имя свободы, в то время как мы исполняем приказания императора французов, уничтожавшего свободную конституцию и рассеявшего военной силой национальное собрание, — суть лицемерие».

Истинную причину особенной заботливости англичан о неприкосновенности Турции легко понять. Англия ревнива на море. В данном случае ее тревожили морская сила России, её торговля и естественное стремление войти в ближайшие сношения с Малой Азией. Кроме того, Англия не хотела допустить, чтобы русские стали хозяевами Черного моря и не превратили его в «un lac russe» Война для Англии сводилась, таким образом, как всегда, к вопросу о торговом балансе, о новых рынках. Но прежде всего, она направлена была теперь против возможного расцвета русского флота. Русский флот давно уже являлся бельмом на глазу Джона Буля.