Война на Финском побережье 1854-1855 гг.

После Восточной войны английские дипломаты пытались убедить свет, что Великобритания была вовлечена в борьбу помимо её желания. По поводу одного подобного уверения, граф П. Д. Киселев напомнил англичанину о речи лорда Кларендона, произнесенной в палате общин 24-го февраля 1854 г. «Война против Царя не приведет ни к чему, если оставят в целости когти Его; Он будет делать ими захваты и впредь. Надо заставить Его возместить с избытком и 100.000,000, и потоки крови, которыми пожертвует Европа в борьбе с Ним; заплатить же все это Он должен не деньгами, а возвратом всех захваченных территорий, захватов, угрожающих спокойствию соседних держав. Европа до тех пор не будет покойна, пока притязания петербургского кабинета в Австрии, Пруссии, Швеции, Дании и Турции не будут устранены; без этого, во всех этих государствах никакая либеральная политика невозможна. Поэтому необходимо, раз навсегда, собрать все силы и без всяких дурных помыслов, без всяких честолюбивых видов, отбросить русское государство в пределы, которые ему предназначены природой и историей».

Точка зрения графа Киселева в данном случае вполне совпадала с воззрением нашего правительства, признававшего, что «Англия есть и остается нашим действительным и непреклонным врагом».

ПРУССИЯ.

На отношение к нам Пруссии в эпоху Крымской войны установился вообще неверный взгляд благодаря тому, что берлинскому двору удалось тогда значительно замаскировать свои действительные симпатии к Западу. Император Николай I скончался, не подозревая её действительных стремлений и измены и потому на смертном одре просил благодарить короля за то, что «он всегда оставался прежним по отношению к России».

Пруссаков называли в эпоху Крымской войны (в одно время) даже приспешниками (satellites) русских. Это, конечно, несправедливо. Начать с того, что уже 20-го апреля (нов. ст.) 1854 г. Пруссия подписала договор с Австрией, с целью взаимно гарантировать друг другу целость своих владений. Договаривавшиеся обещались начать войну с Россией, если она овладеет турецкими провинциями на левом берегу Дуная, или двинется к Константинополю.

Фридрих-Вильгельм не знал на чем остановиться. То он «отклонялся» на Запад, то на Восток, то придерживался политики выжиданий. Сперва на берегах Шпре раздавались уверения в верности России и ненависти к Вене; но затем все изменилось. Фридрих-Вильгельм «вставал поутру русским, а ложился спать англичанином», как выразился Император Николай I. Пруссия присматривалась, желая определить, кто истинный распорядитель Запада. Вена мешала ей сблизиться с Англией, пугая союзом с Наполеоном, а Англия грозила разгромить её балтийское побережье, если Пруссия склонится к России. Франции она боялась. Как только показывались тучи на небосклоне, Пруссии казалось, что она слышит уже топот и ржание французских коней у Рейна. Россию Пруссия не любила, так как Николай Павлович зорко следил за тем, чтобы она не расширялась вдоль побережья Балтийского моря и не захватила Кильской гавани. Поэтому Император Николай I, ссылаясь на принятые Россией обязательства (в XVIII ст.) гарантировать права датского королевского дома, стоял за Данию, желая, чтобы она владела ключами к Балтийскому морю. Эта забота Государя показывала в Нем большую предусмотрительность. «Россия, — сказал Талейран, — гигант, у которого не может быть полного развития внутренних сил благодаря тому, что поражены оба легкие, т. е. выходы из Балтийского и Черного морей».

Бисмарку не нравилась политика берлинского двора, и он тогда же доказывал королю, что положение Пруссии не было столь плохим, как представлялось многим. Блокада берегов английским флотом не являлась опасной, так как ранее того ее не раз переносила даже Дания. Войска Австрии были пригвождены к месту русской армией, расположенной в Польше. Франция была обессилена посылкой цвета своей армии в Крым. В виду этого Бисмарк находил, что Пруссии представлялся удобный случай выступить самостоятельно с веским голосом, тогда как она предпочла пойти в услужение Австрии. Излишне, вероятно, прибавлять, что, советуя невмешательство в борьбу России с коалицией, Бисмарк отнюдь, конечно, не побуждался к тому дружественным расположением к нашему отечеству. Интересов Пруссии он не смешивал с интересами России, которая, по его мнению, «во многом провинилась перед Пруссией».

Делаемые Пруссией шаги прикрывались от России обильными, но, в сущности, совершенно бессодержательными, заявлениями и обещаниями Фридриха-Вильгельма. В нежных письмах он изъявлял свою неизменную преданность Николаю, уверял Царя, что никогда не осоюзится с Западом и что нейтралитет «не будет ни нерешительным, ни шатким, а державным».