Сопоставляя все приведенные факты и приняв во внимание показания современников, хочется думать, что к Аланду, как и ко всем остальным местам, применима пословица «семья не без урода». Дурные и безнравственные люди и даже изменники нашлись, к сожалению, среди этих островитян, но они явились в общей массе лишь исключением, хотя и крупным и печальным, но все-таки не более, как исключением.
Фон Борн, прибыв на Аланд, увидел, что от бывшей полукруглой укрепленной Бомарзундской казармы уцелело лишь несколько сводов, все остальное превращено было в груды мусора; на внутреннем дворе казармы валялось около 60 старых пушек, приведенных в полную негодность, значительное число ядер, большое количество железных листов; в поврежденных казематах башни С находилось несколько заклепанных пушек и чугунных лафетных колес. Имевшиеся на Аланде 29 артиллерийских лошадей и 35 — казачьих, коими завладели неприятели, находились у частных лиц, которые требовали вознаграждения за их прокормление в течении зимних месяцев. Все остальное имущество крепости было расхищено окрестными поселянами. Особенно много они увезли муки, железных листов, разных предметов кованного железа. Присутствие неприятельского флота в Ледзунде так деморализовало жителей Аланда, что обыкновенными увещаниями и мерами полицейских властей их нельзя было удержать от разграбления развалин Бомарзундских укреплений.
Фон Борн запретил дальнейшее разграбление развалин крепости и кроме того, путем публикаций, призывал всех возвратить все казенное незаконно-захваченное имущество. К чести нескольких сотен аландцев следует сказать, что они с раскаянием вернули часть муки, крупы, овса, кованного и листового железа, при чем указывали, что были введены в соблазн «заманчивыми воззваниями неприятеля» и получили много от него, в виде вознаграждения, за подводы и за другие, понесенные во время осады, убытки.
Чтобы удержать население от дурного поведения, местное лютеранское духовенство прибегало к увещаниям, воззваниям и проповедям, в которых напоминало ему об обязанностях по отношению к Государю и отечеству. Иногда офицеры союзных войск в значительном числе, вероятно из любопытства, посещали воскресное богослужение в ближайших к ним кирках и в таких случаях некоторые финляндские пасторы находили неудобным читать установленные молитвы за Императорскую фамилию и заменяли их псалмами.
Главный пастор пробст Саделин не проявил в трудное время войны должного такта и не дал пастве своим поведением достойного примера для подражания. Он, избрав предметом проповеди важность и ценность священного писания, стал восхвалять английский народ за соблюдение праздничных дней и за усердие в деле распространения библии среди чужих наций, причем и Финляндия нередко имела удовольствие получать священные книги из Великобритании. — «А потому, — говорил проповедник, — мы должны быть благодарны сему великодушному народу, который содействовал нашей пользе в важном деле вечного нашего блаженства». — Эта проповедь была не единственной выходкой, в которой Саделин превозносил врага и не единственным поступком, характеризующим этого служителя алтаря с отрицательной стороны.
Один только Саделин из всего аландского духовенства повиновался приказанию неприятеля, доставить скот и жизненные припасы в лагерь союзников. Не смотря на то, что неприятель вовсе не переступал пределов его кирхшпиля и население не находилось под влиянием его насилия, Саделин перестал по воскресеньям читать молитву за Царствующий Дом и за успех войны, признав неуместным просить об успехе русского оружия в то время, когда край этот занят неприятелем. Все это он предписал делать также и своему помощнику и представителю другого капелланства. Тот же Саделин, обнаруживая свою трусость и заботу о собственной безопасности, советовал ленсману во всем держаться приказаний неприятеля.
Другие пасторы на Аланде не последовали, к счастью, за Саделиным и помогали Абоскому губернатору в сборе достоверных сведений о неприятеле, содействовали пересылке нужных пакетов Бомарзундскому военному начальству, давали убежище обездоленным войной и т. п. Некоторые капелланы проявили большое рвение в сокрытии казенного имущества от глаз неприятеля и вообще помогали нуждающимся, чем могли.