Война на уничтожение. Третий рейх и геноцид советского народа

Скитаясь по территории современной Псковской области и пытаясь выжить, ребёнок стал свидетелем нацистских истребительных операций: «Там очень страшные бои были. Там было так: загоняли три деревни в один сарай и сжигали. Там на сто километров было пожжено, всё горело… Ещё в этой Псковской области партизанским семьям вырезали ремни и звёздочки на всех глазах (у всех на глазах. — Примеч. ред.), не стесняяся. Там на сто килóметров было всё пожжено. Там же всё-всё погибши было»[669]. В 1943 году девятилетняя Лидия попала в облаву и была отправлена в Германию в качестве «восточной рабыни». Её везли на Запад в скученном вагоне, из которого на каждой станции выкидывали умерших. Путь закончился в месте, овеянном зловещей славой, — концлагере Дахау, где рассказчица работала на военном производстве до 1945 года. В конце войны Лидия Николаевна была освобождена американскими войсками и возвратилась в СССР.

К моменту освобождения от гитлеровской оккупации регион, включавший современные Ленинградскую, Новгородскую и Псковскую области, уже переживал настоящую демографическую катастрофу. В границах одной только современной Ленобласти население сократилось с 1 618 509 человек до 482 963 человек, причём последняя цифра даётся на 1 января 1945 года, когда часть эвакуированных граждан вернулась в родные места[670]. В границах современной Псковской области население уменьшилось с 1,5 миллиона до 264 882[671]. Более 700 000 граждан из северо-западного региона нацисты угнали в качестве невольников (из современных границ Ленобласти — 404 000)[672]. Однако жертвы среди гражданского населения пока изучены недостаточно. По словам немецкого историка Герхарта Хасса, «число людей, умерших от голода, физического истощения, непосильного труда на оккупантов, покончивших жизнь самоубийством, не поддаётся учёту»[673]. Очевидно одно: мечты гитлеровских элит о сокращении восточного народа и обезлюживании территорий постепенно становились явью.

Аналогичные планы существовали и относительно Москвы и Московской области. То, что о блокаде Ленинграда знают все, а о блокаде советской столицы не слышал никто — это следствие успешных действий Красной армии, перечеркнувших гитлеровские замыслы.

В связи с этим интересно, как командование группы армий «Центр» реагировало на известия о планах экономического штаба «Ост». Капитан Вильфрид Штрик-Штрикфельдт[674] рассказал, как в ставку командующего фон Бока в белорусском Борисове прибыли особоуполномоченный из министерства Розенберга и высокопоставленный партийный деятель. За обедом, на который их пригласил генерал-фельдмаршал, гости беспечно пересказали содержание «директив по экономической политике». По словам мемуариста, они открыто говорили, что русских «на сорок миллионов больше, чем нужно, и они должны исчезнуть». «Каким образом? — Голодной смертью. Голод уже стоит у дверей. — А если удастся решить проблему голода? — Всё равно сорок миллионов населения лишние»[675].

Последняя фраза характерна; она лишний раз показывает, что хотя голодная смерть миллионов была описана Бакке как вынужденное следствие оккупационной политики, но в умах крупных нацистских руководителей она выглядела также и целью. Поэтому невозможно согласиться с Йоханнесом Хюртером, утверждающим, что «немецкая политика характеризовалась не целенаправленным уничтожением посредством голода», а скорее принятием голода и его последствий, которые побочно вытекли из экономической необходимости[676]. Как мы показали ранее, верхушка нацистов изначально была охвачена идеей сократить «восточные народы» — план Бакке просто подсказал способ, который можно было использовать прямо сейчас, до того, как заработает программа массовой стерилизации.

Известия, полученные за обеденной трапезой, весьма взволновали фельдмаршала. По словам Штрик-Штрикфельдта, «то, что эти высокие гости наговорили Боку…. настолько потрясло его, что он усомнился в психическом состоянии их и их начальства. Он сказал нам это совершенно открыто»[677].