Война на уничтожение. Третий рейх и геноцид советского народа

Уничтожение военнопленных было одним из самых грандиозных — и чудовищных — проявлений людоедской стратегии Бакке и нацизма вообще. После того как план голода был принят Гитлером, состоялось совещание экономического штаба «Ост» с представителями ОКВ и ОКХ. На нём генерал Томас довёл до сведения ответственных чинов неоспоримую необходимость полностью снабжать армию за счёт оккупированной страны и организовать немедленный вывоз ресурсов из «продовольственных зон». Интересы местного населения учитывать не предполагалось. После совещания соответствующие директивы были спущены вниз по войскам.

Эти директивы, составленные в соответствии с планом Бакке, запрограммировали голодное вымирание советских солдат, попавших в нацистский плен. Примером распоряжения-приговора может быть приказ по 11-й армии из группы армий «Юг», где подчёркивалось, что военнопленные должны получать продовольствие «в зависимости от его наличия», а пищевая ценность продовольствия при полной затрате труда должна составлять 1300 калорий. В тыловом районе группы армий «Центр» эта ценность максимально достигала 700 калорий. То есть, как справедливо отмечает Кристиан Штрайт, «рационы были значительно ниже прожиточного минимума»[691]. Если учесть, что средние показатели калорийности, рекомендуемые для взрослого мужчины, 3400 калорий при обычных физических нагрузках и 2800 при низких, то речь заведомо шла о покушении на массовое убийство.

6 августа 1941 года ОКХ определило общие нормы в 2200 калорий для работающих пленных и в 2000 — для неработающих, что несколько замедляло истощение узников, но не меняло их положение принципиально: смертность просто растягивалась во времени. Следующая директива ОКХ ярко отразила социал-дарвинистские принципы «экономической целесообразности», которым вермахт был вовсе не чужд. 21 октября генерал-квартирмейстер Эдуард Вагнер, параллельно настаивавший на уморении голодом Ленинграда, издал директиву, согласно которой паёк неработающих пленных должен быть снижен до 1483 калорий[692]. Зато работающим питание немного улучшили: занятые на обычных работах стали получать 2187 калорий в день, а занятые на тяжёлых работах — 2411[693]. Так производилась «отбраковка» ослабевших. Правда, уже спустя месяц, когда армия серьёзно ощутила недостаток рабочей силы, нормы вновь повысились. 26 ноября Вагнер ввёл диапазон калорийности для всех категорий военнопленных от 2335 до 2540 калорий в день[694].

Прибытие пленных в стационарные лагеря (шталаги), за которое отвечало уже ОКВ, а именно Общее управление вооружённых сил во главе с генералом Германом Рейнеке, ничего не меняло в политике питания. Здесь действовали аналогичные, а осенью 1941 года и более жестокие директивы: согласно приказу Рейнеке от 8 октября 1941 года, рацион советского военнопленного, занятого на работах, составлял 894 калории, незанятого — 660 калорий[695]. Очевидно, подобная политика автоматически означала очень высокую смертность, чего нацистские военные чиновники не могли не понимать. Увеличение норм до 2500 калорий произошло только в конце 1941 года из-за необходимости использовать узников на работах в военной промышленности. Однако в апреле 1942-го эти рационы были вновь снижены.

При этом следует принимать во внимание, что между директивами и их исполнением всегда существовал некоторый зазор. Откровенно заниженные рационы и вообще распоряжения об особом отношении к советским военнопленным на местах домысливались как намёк на то, что церемониться с русскими не нужно вообще. Как пишет Арон Шнеер, «при взятии в плен немцы, как правило, не кормили пленных в течение первых дней, заставляя голодать до целой недели, желая подавить волю, стремление к сопротивлению, добиться покорности, предотвратить попытки к бегству»[696]. Военнопленный Леонид Котляр вспоминал: «До Николаева немцы гнали нас целую неделю. За всё это время нам ни разу не дали ничего поесть, даже символически. Чем мы кормились? Ягодами паслена, кукурузным початком, случайно найденным у дороги… Однажды прямо у нас под ногами оказались подсолнечные жмыхи, которые на Украине называют макухой. Я умудрился набрать довольно много макухи, оказавшейся почти единственной едой для меня и моих товарищей в лагере»[697].