Как известно, поражение немецкого еврейства в правах закрепили нацистские Нюрнбергские законы о крови и расе, принятые в 1935 году. В самой Германии и по всем оккупированным территориям евреев жестоко унижали, грабили и подвергали дискриминации. Однако до вторжения в СССР их не истребляли. Холокост как целенаправленное уничтожение начался именно на советских землях.
При этом у историков нет ни одного документа, указывающего на готовое решение о судьбе советского еврейства в первые пять месяцев 1941 года или ранее. Только 6 июня начальник штаба ОКВ фельдмаршал Кейтель издал военный «приказ о комиссарах», который учитывал евреев в качестве отдельной категории уничтожения, но он касался только военнопленных[507]
.Первые сведения о приказе, предписывающем поголовное уничтожение евреев на Востоке, дал в Нюрнберге командир айнзацгруппы D Отто Олендорф. По его свидетельству, за несколько дней до нападения на СССР в город Претцш, где происходило формирование айнзацгрупп, прибыл руководитель кадрового (Первого) управления РСХА генерал-лейтенант Бруно Штрекенбах. Он в устной форме сообщил личному составу директиву, исходившую от Гейдриха и Гиммлера[508]
. Сам Штрекенбах якобы получил этот приказ от руководителя имперской безопасности в Берлине на специальном совещании. Показания Олендорфа подтвердили пятеро офицеров айнзацгрупп, присутствовавших на процессе: Пауль Блобель, Мартин Сандбергер, Вальтер Блюме, Густав Адольф Носске и Вальтер Клингельхёфер. Однако двое, Отто Раш и Эрвин Шульц, отнесли приказ только к середине августа[509].Во время процесса в Нюрнберге считалось, что Штрекенбах погиб, однако на самом деле он попал в советский плен. Следствие по его делу в СССР длилось семь лет, он был признан виновным в военных преступлениях и приговорен к 25 годам тюрьмы. В 1955 году его освободили по амнистии, и вернувшийся в ФРГ Штрекенбах стал отрицать, что передавал кому-либо приказ о холокосте накануне вторжения в СССР. Между тем ему грозило судебное разбирательство уже в Германии.
Олендорфа и Блобеля к этому моменту казнили. Клингельхёфер продолжал указывать на Штрекенбаха как на передатчика приказа. Однако другие свидетели, ранее поддержавшие командира айнзацгруппы D, изменили свои показания. Двое, Сандбергер и Блюме, продолжали утверждать, что заблаговременный приказ был, но он исходил лично от Гейдриха, а не от Штрекенбаха. В свою очередь Носске присоединился к позиции Шульца, согласно которой он принял директиву о поголовном уничтожении евреев только в августе.
В конце 1950-х — 1960-х появилась возможность допросить ещё несколько ключевых свидетелей. В Германии были опознаны и арестованы сразу несколько офицеров айнзацгрупп, которые скрывались под чужими именами. Рудольф Батц, Карл Егер, Альфред Фильберт и Пауль Цапп подтвердили получение заблаговременного приказа от Гейдриха (на Штрекенбаха больше никто не указал). Двое новых свидетелей придерживались августовской версии; наконец, ещё двое вообще отрицали существование директивы о поголовном уничтожении еврейства[510]
.Подобная разноречивость породила в среде историков спор о том, отдавался ли приказ о холокосте накануне вторжения в СССР или нет. Известный германский исследователь Адольф Штрайм[511]
ответил на этот вопрос отрицательно. По мнению Штрайма, в Нюрнберге Олендорф лукавил сам и вовлёк в заговор тех офицеров, которые подтвердили его показания. Якобы это было нужно, чтобы объяснить первые убийства евреев, произошедшие уже в июне-июле 1941-го, конкретным обязывающим приказом и тем самым перенести ответственность на тех, кто его отдал и передал, в первую очередь на Штрекенбаха. «Они, — пишет Штрайм, — хотели доказать, что общий приказ об уничтожении существовал с самого начала русской кампании…. В соответствии с уголовным кодексом Германии это означало осуждение как соучастника (gehilfe), а не как преступника (tater) и, таким образом, приговор не более чем к 15 годам тюрьмы вместо пожизненного заключения»[512].У этой трактовки, однако, есть слабые места. Во время Нюрнбергского процесса Батц, Егер, Фильберт и Цапп скрывались и с ними Олендорф договориться никак не мог. Свои показания они давали в тот момент, когда ссылка на приказ уже никак не могла считаться перспективной стратегией защиты; всем было очевидно, что ни Олендорфа, ни Блобеля она от виселицы не спасла. Тем не менее, более половины свидетелей продолжали подтверждать заблаговременный приказ, возводя его к Гейдриху. Как это объяснить?