«Не дай бог, боеприпасы взорвутся», – думали они.
Внезапно перед ними показалась опушка леса, где по обеим сторонам дороги стояли немецкие самоходки, стрелявшие в ту сторону, откуда они ехали. Наконец машина оказалась в безопасном месте, и Херредер вместе с водителем, остановив грузовик, бледные, как сама смерть, в изнеможении откинулись на спинки сидений. Они все еще обливались потом от пережитого страха, когда лейтенант Цитен рывком открыл дверцу кабины.
– Поздравляю, господа! – дружелюбно улыбнулся он. – Еще никому до сих пор не удавалось прорваться в Ойтрих. Добраться до села не получилось ни у бронетанковой боевой группы, ни у пехоты. Нужно было, чтобы именно вы на своем грузовике показали всем пример, как это надо делать. Я представлю вас к награждению Железным крестом!
Проезжавший мимо майор Люке остановился и попросил повторить рассказ о произошедшем. Внимательно выслушав Херредера, он глубокомысленно произнес:
– Возможно, внезапный рывок наших бронетранспортеров мог бы завершиться победой. Сейчас, конечно, об этом не может быть и речи. До получения дальнейших приказов мы останемся на тех же позициях, на которых стоим, ощетинившись в сторону севера и востока.
Вскоре после этого мимо нас проследовал пехотный взвод и занял позицию на опушке леса.
Все послеобеденное и ночное время прошло в крайнем нервном напряжении. Русские несколько раз пытались атаковать нас силами пехоты и танков, но каждый раз атаку удавалось отбить. Наконец под утро пришел долгожданный приказ – сильно поредевшей боевой группе предписывалось по лесной просеке отойти на юг и занять круговую оборону на дороге, связывавшей Науслиц и Ойтрих. Мне с моими самоходками была поставлена задача занять позиции на выезде из леса и обеспечивать прикрытие боевой группы в направлении населенного пункта Каслау.
Каслау, 29 апреля 1945 года
На часах было без десяти три пополудни. К этому времени все мои самоходки на расстоянии пятидесяти метров друг от друга уже заняли позиции на опушке леса и хорошо замаскировались. Позади нас укрылось двадцать малых бронетранспортеров разведывательного батальона 20-й танковой дивизии, представлявшего собой преемника стрелков-мотоциклистов. С запада до нас доносились залпы артиллерийских орудий, стрелявших по восточной окраине Каслау.
За несколько минут до пятнадцати часов я по бортовой радиосвязи передал команду о готовности к открытию огня. Все самоходки сбросили маскировку и, заняв огневые позиции, открыли бешеный огонь из пушек и пулеметов.
Ровно в три часа мимо нас проехали бронетранспортеры и, делая зигзаги, устремились к окраине села, стремясь как можно быстрее преодолеть тысячу метров открытого пространства, отделявшего их от цели.
«Атака как в старые времена, – подумал я. – Скорость снижает потери».
Несмотря на поддержку атаки со стороны артиллерийских и противотанковых орудий, выбить русских с занимаемых ими позиций не удавалось, хотя окраина села и превратилась в настоящий огненный ад.
Сопротивление оказывало всего лишь семь или восемь противотанковых пушек, а также несколько танков, и наши самоходки делали все от них зависящее, чтобы поддержать атаку храбрецов. Была уничтожена уже одна противотанковая пушка, затем взорвался танк, но русские не сдавались. Однако выдержать атаку бывалых стрелков они тоже не смогли, ведь ее темп задавали легкие бронетранспортеры. Глядя на них, я невольно вспомнил то время, когда служил стрелком-мотоциклистом и когда мы на своих небронированных мотоциклах проводили аналогичные атаки.
Русские потеряли еще два Т-34, а давление «бранденбуржцев», наступавших с юга, заметно усилилось. Наконец иваны побежали, а под прикрытием дымовой завесы одному их танку удалось прорваться в сторону Цеши.
Мои самоходки тоже начали наступать, стараясь не отставать от быстро двигавшихся бронетранспортеров, которые уже достигли окраины села и вторглись в Каслау. Тогда русские в массовом порядке обратились в бегство, стремясь уйти на восток в сторону болот. Мы остановились и начали стрелять по их плотным группам осколочно-фугасными снарядами.
Я стоял рядом с Эльзнером в боевом отсеке его самоходки под номером 223, которая подбила уже двадцать четыре танка, как вдруг послышался возглас наводчика унтер-офицера Менте.
– Черт возьми! – по-французски крикнул он и рукой указал на черный гриб от разрыва снаряда, вздыбившего землю впереди боевой машины.
– Это все тот проклятый Т-34, которому удалось удрать! – заметил Эльзнер и махнул рукой на восток, указав на заросли кустарника в пятистах метрах слева от нас.
В кустах во второй раз мелькнула вспышка от выстрела танковой пушки.
– Возьми влево, Петер. Еще левее! – прижимая ларингофон, крикнул командир экипажа своему механику-водителю.
Самоходка начала дергаться, но повернуться ей не удавалось – сказывалась мягкая болотистая почва. У меня даже сложилось впечатление, что она вообще застряла.
– Сначала медленно вперед, болван, а потом влево! – не выдержал Эльзнер.