Спасибо тебе за обстоятельное письмо и хорошие слова в нем, которым я всегда рад. Мы тут с Володей вспоминали тебя и, конечно, пикировались, но это все он задирал меня - так ему хотелось. А в общем все было хорошо, хотя он не пил почти, пил я с Раисой[1]. Я рад, что у тебя вытанцевалось наконец с книгой[2], для которой я посылаю какое-то фото одного московского маэстро.
С квартирой я все еще вожусь понемногу - не могу никак обставить кабинет - полок для книг невозможно ни купить, ни заказать. Сваленные в углу книги так и лежат. Работать за эту зиму совсем разучился и не хочется, с большим азартом отдаюсь хозделам. Повесть идет пока в N 5 “Невы”[3] и в “Маладосці” в NN 3 - 4. Претензии пока минимальные там и здесь, авось пойдет, как написалось. Что же касается анкеты о Толстом, то это затруднительное для меня дело, разве что ты подъедешь и подтолкнешь меня. Правда. Хоть бы на денек-другой - давай, дружище. А то еще захватишь Володю, с которым мы еще не доругались по поводу его штабного прошлого. К сожалению, рукописи повести у меня сейчас нет, придется подождать выхода “Невы”. Может быть, где-нибудь в начале апреля я подскочу в Москву на денек, есть некоторые дела, но еще не знаю, когда конкретно. В “Худлит” напишу (относительно гонорара).
А теперь я тебя обнимаю и шлю привет Нае, Володе и Грише.
Будь, дружище!
Твой Василь.
23 марта 78 г.
1 Жена В. Богомолова.
2 Речь идет о книге Л. Лазарева: “Василь Быков: Очерк творчества”. М.: Художественная литература, 1979, которая проходила через партийные инстанции с большим трудом. Об этом см.: Лазарев Л. Записки пожилого человека. С. 279 - 280.
3 Повесть “Пойти и не вернуться”.
***
Лазарь, дорогой дружище!
Я, несколько замотавшись, потерял представление, где ты сейчас должен быть: дома или в отъезде, поэтому промедлил дать знать о себе. Хотя у меня все, как и было, разве что с той разницей, что наступило наконец лето, и стало теплее на душе. Иногда выезжаю за город, хотя здесь не то, что в Гродно, где недалеко можно было найти уединенный уголок, особенно на Немане. Здесь проедешь 100 км и все многолюдно, тем более в дни уикэнда.
Вышла наконец “Нева” с повестью, ленинградцы молодцы, я их люблю за то, что они особенно не лезут ни в систему образов, ни в язык и бережно правят, так чуть-чуть. Кажется, в повести ничего не переиначено, и за то им спасибо. Недавно прислал с “Мосфильма” письмо твой режиссер, и я дал ему право вести с начальством разговор о купле права на экранизацию. Сам я сценарий писать не хочу - устал уже от киноволокит, связанных с предыдущими повестями. Получил письмо от Маргариты[1] из Софии, сообщает, что СП Болгарии направил мне приглашение на сентябрь, но, по-видимому, в этом году я не смогу им воспользоваться, как-нибудь отдохну в своем краю. Было бы только лето, тепло и солнце. Володя время от времени присылает мне карточки из архива на давно забытых сослуживцев, и это, конечно, ранит мою память тоской по давно ушедшим годам - войне и молодости. В общем я понимаю его пристрастие к Подольску[2], отрешиться ему от архива будет не просто. Засасывает память, как наркотик.
Надо и хочется подскочить в Москву, но все не получается по ряду причин. Никогда еще такого не было, чтобы я полных 5 месяцев не был в Москве. М. б. в июне.
Вот такие мои дела!
На семейном фронте без изменений. Предстоит самое неприятное…
На этом я тебя обнимаю. Кланяйся от меня Нае и, при случае, Григорию. (Читал его отрывок в “ЛГ”, рад: прежний Бакланов! Дай бог ему хорошо написать.)
Будь! Василь.
3 июня 78.
У меня появился телефон: 23 - 11 - 57
1 Маргарита Митовска - славист из Болгарии.
2 Имеется в виду Подольский военный архив.
***
Лазарь, дорогой дружище!
Слышал от Володи, что ты в Малеевке, что-то пишешь и доводишь до совершенства лыжное мастерство, тем более, что погода в этот сезон благоприятствует. Наслышан, кроме того, о твоих журнальных делах[1]. На днях виделся с Сашей[2], и он горевал по этому поводу. Но что делать? Я думаю, что надобно все предоставить воле божьей, как это любил говорить Л. Н., он знает, куда правит. А может, даже и лучше, если ты скинешь, наконец, этот хомут, который тер твою шею столько лет. Может, станет свободнее на душе. Авось как-нибудь не пропадешь, на кусок хлеба заработаешь, а о внучках позаботятся их родители.
У меня прежняя суета-сует, не дают вздохнуть ни одного дня, жду лета, чтоб куда-нибудь смыться, куда не достает телефон. Да и здоровье вынуждает заняться им по-настоящему, потому что иначе оно всецело завладеет мной. В Гродно наконец развязался, Ирина переехала ко мне, хотя, разумеется, там у нее остались еще глубокие корни - сын, квартира, внук, кое-какие дела. Но в ней теперь единая моя отрада[3].
Где-то в конце женского праздника грозится нагрянуть Володя с Раисой, и я буду рад ему, тем более что давно уже не виделись. Плохо вот только, что у него разрегулировались контакты с некоторыми из моих близких друзей, не знаю теперь, как совместить их. Он же ведь непреклонен, хотя совершенно не из чего лезть в бутылку. Просто каприз.