Девушка хлопнула себя по щеке – убила комара. Потянулась, зевнула, прикрыв рот ладошкой – видно, хотела спать, но не могла признаться в этом, потому что остальным было интересно слушать ее рассказ.
– Потом нас всех, – продолжала 3аури, – и сытых и голодных, гнали на работу. До обеда. Кого в поле, кого в мастерские – каждому работа найдется, даже самому немощному, даже самому маленькому.
– А какая работа?
– Обыкновенная. Тростник резать, грядки перекапывать, вредителей с листьев собирать, мешки с удобрениями носить – мало ли работы в поле?
– И за вами взрослые смотрели?
– Не дети же! – Заури даже рассмеялась. – Потом, как пообедали, кто обратно на работу, а кто в школу. Я в школу ходила, я умная, потому и живая, а которые глупые и в школу не ходили, они обязательно помирали – от усталости. А я в школу ходила, вот теперь считать умею и немного читаю.
– Значит, ты в школе училась читать и писать?
– Я в школе много чему училась, – сказала девушка. – В школе человека на все пробуют – вдруг в нем выгодная способность отыщется, и тогда его можно будет дорого продать. Нас и считать учили, и рисовать, и бегать, и прыгать – все пробовали.
– А ты хотела отличиться? – спросила бабушка.
– Конечно. Я хотела, чтобы меня продали.
– Зачем? – удивился Пашка. – Ведь это унизительно!
– А ты хотел, чтобы я на всю жизнь осталась на сиенде, чтобы каждый день до самой смерти гнула спину над грядками и рассадой? Чтобы меня бил кнутом надсмотрщик? У нас, у рабов, одна надежда – чтобы тебя выгодно продали. На другую планету. А я мечтала еще, что попаду в другой мир, что стану сама богатая и куплю билет на звездный корабль, буду на нем летать от планеты к планете и буду искать моих папу и маму. Они, наверное, и не знают, что я живая. Они, наверное, думают, что я давно уже умерла… – И Заури снова зарыдала.
Все ждали, пока она успокоится. «И это странно, – подумала Алиса. – Такого быть не может! Сидит на веранде Аркашиной дачи девушка, очень красивая, худенькая, черноволосая, и плачет, потому что она – рабыня и даже не знает, есть ли у нее родители».
– А как получилось, что ты стала жонглировать? – спросила бабушка Лукреция.
– Очень просто, – сказала Заури. – Мы проходили спортивные испытания. Прыгали, бегали, подтягивались, кидали разные предметы. Господин наставник развития тела приказал мне гнуться и прыгать. А потом дал шарики кидать. И потом говорит: «Очень интересно, в этой паршивке что-то есть». Он доложил моей комнатной госпоже, а комнатная госпожа самому Панченге Мулити, господину хозяину сиенды.
– А потом?
– Давайте перенесем разговор на завтра, – предложила симферопольская бабушка. – Уже совсем поздно, а у нас был такой длинный и трудный день.
– Нет, бабушка, пожалуйста! – взмолилась Алиса. – Еще совсем немножко осталось. А завтра некогда будет.
Бабушка развела руками.
– Давай рассказывай! – велел Пашка рабыне.
– Мне сразу лучше стало жить, – продолжала девушка. Она даже закрыла глаза, так ей приятно было вспоминать те дни, что последовали за открытием ее таланта. – Меня стали кормить лучше других. Мне мясо стали давать и сахар, представляете?
– Представляю, – сказал Пашка.
– От сахара только вред один, – вставил Аркаша. – Многие врачи советуют не есть сахара.
– Плохие врачи, – сказала Заури. – Вы их не слушайте.
– Значит, тебя отделили от остальных детей? – спросила бабушка.
– Да. Так всегда делают. Если видят, что рабыня выгодная, что ее можно будет хорошо продать, ее обязательно отделяют.
– А куда можно человека продать? – спросил Аркаша.
– У нас на планете много желающих. И даже с других планет на сиенду приезжали. Мало ли кому люди нужны.
– Сумасшедший дом, – сказал Пашка. – Сколько живу, столько удивляюсь и возмущаюсь. Человечество уже освоило половину Вселенной, наука ушла так далеко, что не видит собственного хвоста. А где-то в уголках таятся дикие нравы, рабские планеты и какие-то страшные разбойники. Нет, я решил твердо – иду в Патрульное училище! Буду патрульным разведчиком! Посвящу жизнь борьбе со всякими подонками и мучителями.
– А пока лучше кончи школу, – сказала Алиса. – Светлана очень тобой недовольна. И знаешь почему?
– И знать не хочу. В конце концов, не все ли равно, где ставить запятые. Я их совсем скоро отменю – и людям удобнее, и учителям.
– Кто же тебя учил, девочка? – спросила симферопольская бабушка у рабыни.
– Сначала наставник с нашей сиенды, а потом господин Панченга Мулити призвал из города наставника Трибуци. Он меня учил. И еще меня стали учить космолингве.
– Расскажи, пожалуйста, подробнее, – попросила симферопольская бабушка, – чему же тебя учил наставник из города?
– Как чему? Все тому же. Он учил меня кидать круглые вещи – яблоки, шары, а потом палки, булавы и даже горящие факелы. Три, четыре и так далее. Я могу кидать девять яблок – только небольших.
Все смотрели на бабушку и ждали, что она еще скажет. Но бабушка ничего больше не сказала. Она сидела за столом и смотрела перед собой, глубоко задумавшись.
– Досказывать? – спросила наконец Заури.
– Расскажи, как ты попала на тот корабль, – попросил Аркаша.