Он не мог простить ему того, что тот предпочел поверить Иву, нежели ему. Поверить убийце, интригану и подонку, презрев слова Юки и таким образом разрушив последние его чаяния!.. Если бы возлюбленный прислушался к нему тогда, в оранжерее, то Юки бы заставил себя забыть обо всем плохом в отношении Акутагавы и его поведения. Юки бы согласился подождать, когда их отношения вновь начнут налаживаться и тот перестанет душить его тотальным контролем! Но Акутагава поверил лживым доводам охотника за головами - каждому слову, выползшему, как ядовитая змея, из красивого рта Ива! Никогда Юки еще не был так унижен, так растоптан.
Он не мог простить Акутагаве попыток сломить его сопротивление, сломить волю… Он укрощал Юки, не позволяя тому спрятаться от него, замкнуться. Каждую ночь Акутагава овладевал им – но не силой, а медленным и ласковым принуждением. Он начинал ласкать его, не обращая внимания на его отказы и попытки избежать близости – пока тело Юки не предавало своего хозяина, загораясь желанием. Юки было противно это соитие, навязанное ему механическим раздражением эрогенных зон – оно как бы подчеркивало власть Акутагавы над ним. Близость с любимым человеком превратилась для него в унизительную моральную пытку, а оргазм, который Акутагава заставлял его испытывать, стал для него символом поражения. Он уже не видел возбуждающего очарования в хриплых стонах любовника, когда тот двигался внутри него; не таял от эротической истомы - чувствуя его сильные руки, ощущая его мускулистое тело - все это ушло… Теперь Юки казалось, что он животное на скотобойне, зажатое в загоне для убоя, а сопящий от натуги живодер трется об него, медленно отрезая от его тела куски мяса. И всякий раз, отхватывая очередной шматок мяса, живодер целует его, шепча нежные слова…
«…Как много еще времени Акутагаве понадобится, чтобы я сошел с ума или сломался? – Юки хотелось рассмеяться сквозь слезы, когда он размышлял об этом. – Безумцы не понимают, что несчастны, они живут в выдуманном мире и не могут пострадать от того, что их кто-то запирает в клетке. Безумцы не понимают, каково это – быть НЕбезумцами… Если я сломаюсь и стану тенью Акутагавы, его послушным рабом, его птицей с подрезанными крыльями – буду ли я чувствовать боль? Буду ли страдать? Нет, наверное нет… Тогда мне будет уже все равно, кто я. Я забуду обо всех своих мечтах, обо всем, чего я хотел добиться, что хотел принести в этот мир… Я буду сломлен, смирен, укрощен… Я буду вполне счастлив, живя только ради Акутагавы и дыша им – мой мир будет начинаться в нем и там же заканчиваться, и для меня не будет существовать ничего за пределами его воли. Если он скажет «нет» - то и для меня это будет окончательное и бесповоротное «нет»… Но если ему когда-нибудь надоест игра в хозяина, надоем я, и он вознамерится прекратить сию игру – это будет смертью для меня. Я не смогу жить, если он отвергнет меня, после того как сломал… Но какое ему будет дело до моей гибели, если он уже потерял ко мне интерес? Он, скорее всего, просто найдет себе другую – более интересную – игрушку…»
Именно эти мысли окончательно подтолкнули его к отчаянному решению. Юки решил во что бы то ни стало добраться до телефона Фынцзу и попытаться сделать звонок. Он знал, что прислуга и телохранители – даже Такесима и Сугавара – никогда не пойдут против воли Акутагавы и позволят ему совершить звонок. Но Фынцзу всегда относилась к нему по-матерински тепло, хотя и строго. Украсть у нее телефон он бы не смог – да и она, скорее всего, доложила о пропаже, пусть и временной, Акутагаве. Был только один выход – попросить телефон и надеяться, что ей небезразличны его страдания.
- Ты ведь знаешь, что Акутагава запретил давать тебе телефон! – прогремела китаянка, когда Юки, пригласив ее в апартаменты, попросил об услуге.
- Я знаю, госпожа Фынцзу…
- И ты думаешь, я дам тебе мобильник? Думаешь, мне неприятностей охота, малец? – Юки ничего не ответил, не находя в себе слов, чтобы умолять ее. Он молчал, глядя в пол, а она жгла его своими огненными глазами, не потерявшими выразительность несмотря на возраст. – Да и кому ты будешь звонить? Ты ж один на Земле как перст!
- Я хотел позвонить другу, - прошептал Юки, в нем иссякала последняя надежда.
- Твои друзья одни неприятности тебе доставляют! – хмыкнула многозначительно Фынцзу. – Разве не из-за «друзей» получилось так, что ты заперт в этом доме как нашкодивший мальчишка? Ты лучше за ум возьмись!
Юки отвернулся, пытаясь скрыть непрошенные слезы. Он устал умолять, упрашивать, бороться… Никто его не желал слушать. Никому не было дела… Когда что-то ткнулось ему в плечо, он не стал оглядываться и только ворчание старой китаянки привлекло внимание:
- Чего физиономию отвернул и не двигаешься, как деревянный? Дают – так бери! – оглянувшись, он увидел, что женщина протягивает ему свой телефон. – Только недолго говори. Понятно?
Еще не веря, молодой человек осторожно принял из ее рук телефон.
- Спасибо… - выдохнул он через силу, чувствуя, как душит его стыд и благодарность к этой пожилой женщине.