К неизбежным нестыковкам и неурядицам теперь прибавились еще и предательства. К нашей армии, состоящей из мобилизованных крестьян Уфимской, Пермской и Акмолинской губерний, которым незачем было переходить на сторону врага, прибавились украинцы, одетые в новенькую английскую форму. Вместо того чтобы рассеять их среди сибиряков, из них организовали отдельные отряды. Возможно, для того чтобы облегчить им предательство. Им поручали боевые действия на железной дороге, очевидно, внедряя в них идею о сдаче и возвращении на родину. Большевистская пропаганда не замедлила этим воспользоваться. Под Бугурусланом украинский полк, любимец генерала [В. О.] Каппеля и английской миссии, уничтожил офицеров (говорят, около 200 человек) и единодушно присоединился к атакующим красным, оголив таким образом фронт[321]
.Череда мелких неудач по всей протяженности фронта говорит о том, что не стоит надеяться на быстрый успех.
Тысячи вагонов с боеприпасами и провиантом, артиллерия трех армейских корпусов, выдвинутая вперед ввиду похода на Самару, теперь собраны в одном месте перед плохо обороняемым фронтом. Отступление несколько подавленной армии перед гораздо лучше снабжаемым противником сосредоточивается на участке желез ной дороге от Чишмы (пункт, где соединяются линии, ведущие от Симбирска и от Самары) через мост через Дёму к Уфе.
Местность между Белым и сегодняшним фронтом уже обречена быть оставленной, туда понемногу перемещается враг, на нее постоянно совершает набеги красная кавалерия, и наши войска, такие разношерстные, едва сопротивляются постоянному напору вражеских войск.
В этой зоне вдоль железной дороги сторожевые посты, расположившись под открытым небом возле станций и полустанков, следят за подступами к полотну. С заходом солнца в степи и в лесах зажигаются большие костры.
Во время нескончаемо долгих вечеров солдаты, лежа или сидя вокруг костра, предаются отрадным воспоминаниям о городской жизни, слушают песни или смотрят танцы, которые иной раз с изумительным мастерством исполняют местные умельцы. Отъезды и приезды разведчиков, смена часовых на аванпостах проходят незамеченными среди беззаботного веселья, составляющего удивительный контраст с бедственным положением нашей армии.
Мой вагон движется навстречу основному движению поездов, направляющихся на восток, и за последние сутки почти не продвинулся. В Туркане остановился окончательно.
Этим утром командование приказало отвести все поезда на станциях и полустанках на боковые пути, и по основному загрохотал тяжелый и грозный бронированный поезд, везущий на своих платформах пулеметы на фронт.
И я с двенадцати часов не могу тронуться с места, застрял на полустанке Туркан в 6 километрах от Чишмы. Поблизости слышны выстрелы из винтовок. Наши аванпосты отгоняют вражескую кавалерийскую разведку. Красные предпринимают усилия, чтобы перерезать путь между Чишмой и Уфой, где скопилось около тысячи вагонов. Я, боясь потерять свой вагон, постарался прицепить его к первому поезду в сторону Уфы.
2. Оптимистичное отступление
Артиллерия отступает по плохим дорогам с излишней, пожалуй, поспешностью. Тяжелые транспортные колонны во главе с мощными отрядами кавалерии ищут новые позиции в тылу, которые в скором времени тоже будут оставлены, так как не имеют опоры в пехоте.
Штабы отсылают поезда в тыл, оставляя себе в качестве транспорта автомобили и верховых лошадей. Едут вагоны штабные, вагоны санитарные, интендантские, с людьми, с военными мастерскими, едут платформы с понтонами и пушками, подводами и санями и разными другими транспортными средствами. Составы с невероятной медлительностью движутся по направлению к Уфе по дороге, которую прокладывали вовсе не из стратегических соображений. Остановки возникают у Дёмы, перед большим мостом через Белую и в самой Уфе. Но беспорядок только кажущийся: поезда из 70, а то из 75 вагонов, замедляющие ход на каждой станции и ползущие со скоростью 2 километра в час, все-таки передвигаются в безопасную зону.
Отступая, наша армия разрушает небольшие мосты, чтобы помешать вражеским броневикам. В случае необходимости она пожертвует даже большим мостом через Дёму. И это варварское деяние после одиннадцати месяцев борьбы, в которой ни ожесточение, ни отчаяние не доходило до мысли о невозможности реванша, станет признанием непоправимого поражения.
Оставив свой вагон в безопасном месте, я снова поехал на фронт. Гражданским и военным чиновникам трудно было понять, как можно при отступлении ехать в противоположную сторону. А я сел в теплушку вместе с десятью офицерами и двадцатью солдатами и получил возможность смотреть и наблюдать.