Война в толпе

И парень лоханулся, признал, что был послан в распоряжение командира наземной бригады, как авианаводчик. Фамилия его была Брянцев, звание — старший лейтенант, родом из Мариуполя. Если бы он не побоялся и записал себя при регистрации украинцем, мы бы его вытащили. Масхадов нам уже подарил «из уважения» одного еврейчика рискнувшего сразу признаться, что он «украинец». Мы его потом привезли за собой в Киев и водили по пресс-конференциям, где он всех заверял, что «как русский офицер… осуждает все это безобразие». А тащить обоих через две границы, с посадкой в России, да еще за свой счет… Мы сообщили родителям. Его мать написала Дудаеву, но парень к тому времени погиб от своих же бомб на «Минутке»…

Жернова Господни мелют медленно, но верно.

Славко

Ничего так не вредит военному искусству, как ложные представления о его возможностях. «Никакой стратегии, никакой тактики, никакой болтовни по программным вопросам» (Маригелла). «Война есть продолжение политики» учит нас Клаузевиц устами Ленина. «Кто много читает, тот глупеет. Ибо: враг наступает — мы отступаем; враг замешкался — мы тревожим; враг остановился — мы бьем; враг отступает — мы отступаем» (Председатель МАО).

Напомню, что решительные цели войны заключаются в разгроме вооруженных сил противника и захвате его территории. В современных условиях подобные цели не могут быть даже задекларированы. Государство не перестало быть формой, организующей насилие, изменились формы насилия, организуемого государством. «Римский мир держался на легионах, этот — на ценных бумагах, а с развитием электронных носителей информации, «бумаги» утрачивают даже свою физическую суть бумаги. Свою идеальную суть они потеряли еще раньше. Они обозначали физический капитал так давно, что это уже стало неправдой. Господство отчужденных форм определяет сегодняшний день. Формы, которые не стоит и не нужно понимать, в них следует ориентироваться. Юрист — жалкое существо, жрец пустоты, человек, который «ориентируется», сегодня стоит над князьями, над вождями и судит жизнь. Так что, лишь среди голимых уголовников ищешь будущее, в картинках их нелепых татуировок, откровения в их предательских глазенках (эх, бритвой бы) — зарю нового дня» (Д. Корчинский).

Вооруженное восстание, партизанская война, террористический акт остаются пасынками военного искусства. Сегодня представляется возможным говорить о некоей субкультуре, питающей эти явления и лежащей в основе, в том числе и, собственно, военных их проявлений. «Профессионалам» из армии, службы безопасности, полиции претит идеологическая нагрузка, а претензии новоявленных мессий на истинность своих учений раздражают. Наилучшим рецептом восприятия, здесь остаются рекомендации отцов-иезуитов: пассивно поддаваться основам чужого учения. Тогда за несоответсвиями терминологии, что особенно мешает восприятию «профессионалами» любительских военных работ, становится возможным увидеть поле боя глазами «новых военных».

С невозможностью содержания массовых армий и применения оружия массового поражения, преимущество любой армии на театре военных действий (ТВД) является относительным и как таковое может быть преодолено. Это и является предметом военного искусства с точки зрения инсурекции. В принципе, позитивистские установки о возможности достижения в войне каких-либо целей несостоятельны. Они являются источником самых диких взглядов на предмет «правильного» или «неправильного» ведения боевых действий. Как следствие их, реально существующую войну объявляют «неправильной» (последний пример — Чечня), только потому, что она не отвечает чьим-то представлениям о ней. Что настораживает в военных, с которыми приходится иметь дело? У них масса проблем и без войны. Выслуга лет, квартира… Абсолютное большинство командиров подменяет действие разговорами на предмет того, что еще им не хватает для достижения победы. И это военные! Когда перед началом первой мировой войны нового британского военного министра Ричарда Холдейна спросили, какую армию он хотел бы создать, тот ответил: «Младогегельянскую». После этого разговор прекратился.

Полковник Боровец

Осенью 1997 года мне пришлось посетить Махачкалу с целью вызволить из местной тюрьмы десяток наших бойцов, которые имели глупость попастся проезжая блок-пост, когда выходили из Чечни. Пустырь на окраине города, цементный завод, бывшие промзоны, где масса помещений складов, в зоне конфликта использовались по назначению. Благо, заборы у нас строить умели, сверху натянули колючую проволоку, разделили внутри решетками и сетками. Мне нравится этот талант народа, дом, дворец, ватерклозет, это сложно, а вот узилище мигом смастерят в чистом поле, я сам в бытность мою комендантом грешил этим, за лето отгрохал капитальную «губу».

Сулейман, начальник приемника — распределителя, глубоко восточный человек с порога заявил:

— Я ем, что и они, пойдемте попробуем.