Война в толпе

Как-то на Балканах мои сербские друзья — филологи удивлялись почему у украинцев слово янычар имеет такое негативное значение. Издавна «потурнаки», тот же Мехмед-Паша Соколович пользовались уважением, у своих менее преуспевших соплеменников.

Дворы новых чеченских правителей привлекают и менее преуспевших авантюристов с Украины и даже из России. Действительно, обстановка в Чечне такова, что на каждом шагу принуждает либо расправлять плечи, а потом крылья или опускаться все ниже. Как гласит известная закономерность «орел тоже птица, как и петух». Чеченцы, действительно, впечатляют. Каждый, кто хочет выглядеть как они, вести и ощущать себя подобным образом, но не имеет своего за душой, уже подпадает под их влияние.

В чеченцах, их поклонники находят то, что напрочь отсутствует в них самих. В том числе и удачливость. Несколько перестрелок, несколько покушений годам к тридцати убеждают тебя, что и ты, вообще-то крутой. А факты избегания давно заслуженной «ответственности» свидетельствуют о некоторой толике счастья. Но твои сверстники в Чечне водят за собой и водят в открытую не пять-шесть, а тридцать-пятьдесят человек. Это впечатляет н вызывает соблазн.

«Очечневший» счастлив своей принадлежностью к миру «сверхчеловеков». Глядя на такого, представляешь, как выглядели янычары и поставщики «казачьего мяса» на рынки Стамбула. Они, действительно, были озарены светом «истинной» веры.

На другом полюсе рабы. В ходе боевых действий много говорили, как о «рыцарстве» так и о «варварстве» чеченцев. Плен, арест, сами по себе унижение и несчастье, но зарекаться от них даже твердым намерением «не даться живым» не умно. Теперь я понимаю благородные помыслы творцов сталинского устава «Ничто, даже угроза смерти…» Хотели, как лучше, а получилось как всегда.

Я наблюдал разное отношение к пленным. Наиболее неконструктивным, европейски-рыцарским, было поведение Масхадова. В подвале правительственного здания он собрал человек пятьдесят солдат и офицеров, позволил им поддерживать воинскую дисциплину и субординацию. Солдаты чистили начальству сапоги, мыли у них пол. На зеркале у офицеров был свой уголок, где они вешали фотографии близких. Странным образом, эта доброта обернулась для пленных смертью. При отступлении, в районе «минутки» они почти все погибли под обстрелом федеральных войск.

Гилаев сразу же отправлял пленных в горы, строить дома или пасти овец. Почти все остались живы. Мы, европейцы, первое время терялись, видя «белых рабов». Сказывались недостатки гуманистического воспитания. При виде пленных поначалу возникала мысль: «Хлеба им дать, что ли?» Потом оказалось, что достаточно и одной сигареты на троих.

Основная масса рядовых, практически сразу же отпускались, чеченцы, весьма брезгливые в быту, предлагали пленным пойти помыться, постирать одежду. Те отказывались. Как во всех войнах и во всех армиях инициаторами каких-либо издевательств были тыловики. Мальчишки в десять-двенадцать лет, ростом от горшка в два вершка, но уже с гранатой и «борсом» (чеченским автоматом) наслаждались своей властью над десантниками ростом в два метра и косой саженью в плечах.

Солдаты отборных войск охотно исполняли гимнастические упражнения, танцевали «калинку-малинку». Неловко признаться, но это, поначалу забавляло — по аналогии с народной сценкой с «русским медведем», который держит в лапах молоток и балалайку — показатели трудолюбия и незакомплексованности скотины. Менее безобидными были сексуальные пантомимы в стиле «мама моет раму, а папа пристраивается сзади». Детишек извиняет разве что период полового созревания. Били редко. При бытовых привычках чеченцев им было достаточно для унижения и обычных в нашем понимании хозработ. Меня всегда поражала пассивность жертв, даже ввиду неминуемой и очевидной смерти. Человек спокойно стоит, когда ему в упор, целятся между глаз из автомата. Когда расправлялись с контрактниками, те исполняли все команды палачей «Ляжь!», «Подбери руки!», «Подогни ноги!» Жертвам довольно глубоко перерезали шею, поддевали трахею и пересекали ее, как при забое скота. Зрелище не из приятных: человек свистит, дергается минут пятнадцать. Перед тем, как бросить в общую могилу, его все равно приходилось достреливать.

Есть что-то неизменное в обычаях войны. Один старый солдат так объяснял, почему они не брали в плен испанцев из «голубой дивизии»:

— Я солдат, и немец солдат. Нас погнали на войну под страхом смерти. А этот — доброволец.

Со времен гражданской войны в Испании берет свое начало и правило расправляться с авианаводчиками. Я был свидетелем того, как в подвале у Масхадова выявили одного среди пленных. Произошло все, как в шаблонном фильме о войне. Нашелся доброхот из числа украинцев, поскольку чеченцы по началу не знали, как это делается. Гена Ключников (к слову, военный журналист: до недавнего времени он писал для «Независимого Военного обозрения»), по старой «грушной» привычке зацепил этого офицера:

— Как стоишь? Какое училище заканчивал? Саратовское… А почему на тебе ботинки летные? Какое училище? Правду говори!