Читаем Война в толпе полностью

Когда мы откушали баранины с картошкой, я подумал, что от такой кормежки никто в Украину не поедет. Но, оказалось, что страдальцев, с их слов, вообще не кормили, что само по себе выглядело подозрительным, ибо к моменту моего приезда они прибывали в заключении с месяц. Выдавали себя за строителей. Супейман спросил марку цемента. Раскалывали их элементарно, но ФСБ ими не занималось. Согласно бюрократического принципа, отбор кандидатов в «терраристы» ведется по принципу, есть он в компьютере или нет. Их даже в изолятор ФСБ не взяли, спихнули к Сулейману, потому что больше было некуда. Это, как в армии — камера временного содержания. С точки зрения Сулеймана они были бесполезны, на стройку их не погонишь. Я был разочарован в российском ФСБ, у некоторых идиотов нашли инструкции по стрелковой подготовке и подрывному делу и их при этом не рассматривали, как терроритов. Даже не били. Тем не менее узники, в кедах и солдатских ватных штанах, с лихорадочно блестящими глазами на изможденных лицах, чесались, как блохастые собаки так, что не видно было рук, черных, как у грачей. При медосмотре трое даже оказались обрезанными. У Сулеймана они ничего кроме глубокого, чисто человеческого отвращения не вызывали.

— Слюшай, чего ты их пойдешь смотреть, они так воняют.

Мне самому тяжело было разыгрывать из себя правозащитника. Мы с Сулейманом были одной крови, при виде решеток во мне проснулись былые инстинкты. Сулейман сказал по секрету:

— Если бы у них были деньги я бы даже отпускал их под конвоем на базар покупать сало.

Деньги ему были нужны, чтобы достраивать загородный дом. Сошлись на трех тысячах. Мы давали ему дважды — триста и четыреста долларов. Нагрели обе стороны, да еще и занял у чеченца. Сулейман обобрал нас, как липок, осталось тысяч сто русскими. Там же я познакомился с чеченской разведкой, один чеченец, пацан из УБОБа сам на меня вышел, предложил свои услуги. Мы поили этот гребаный УБОБ две ночи, все они мусульмане, а как пьют. Мой напарник только бегал, менял стольники. После этой поездки он зарекся куда-нибудь ездить. Когда Сулейман понял, что узники больше никому не нужны и никто ими уже не поинтересуется, он их выставил из своего заведения.

Аноним

Абхазия с другой стороны фронта

В ходе нашего сотрудничества с грузинскими друзьями активно разрабатывались различные планы, в том числе и террористических актов в Сухуми. Ввиду отсутствия у грузин какой-либо агентурной сети, наше первичное планирование носило сугубо умозрительный характер. Деньги на «проникновение» в страну МВД Грузии так и не выделило. Теперь, пребывая в Сухуми, я смог невольно оценить эффективность нашего тогдашнего планирования. «Простейший» замысел моего авторства — произвести взрыв бинарного заряда и распылить в замкнутом помещении вокзала некоторое количество ОВ-синильной кислоты — оказался мертворожденным, ввиду отсутствия в стране регулярного транспортного сообщения. Наши поездки на обратном пути осуществлялись, в основном, частными такси. Стоимость проезда от Сухуми до границы всего 100 рублей. Против этого плана тогда выступил и Корчинский, он счел его не имеющим пропагандистского эффекта. Его собственные планы на предмет террористических актов, направленных против президента Ардзимбы и других высших должностных лиц абхазского режима, при всем их внешнем авантюризме, оказались на диво легко осуществимыми. Приемная местного МВД практически не охранялась, дежурный — молодой пацан — был вооружен только пистолетом, рамка металоискателя отсутствовала, в приемной болталась масса посетителей, охранники с дубинками. Министр принял нас сразу же после звонка дежурного. Кабинет находился на втором этаже двухэтажного казарменного строения. Клоыч Иванович в советской милиции дослужился до звания старшего лейтенанта. Теперь он в свои 35 лет генерал-майор абхазской милиции. В Москве по случаю ему даже подарили настоящую генеральскую форму советского милицейского образца.

Разговор зашел о недавних событиях. В зону конфликта были введены мобильные силы местного МВД, до 300 человек. Это практически все «подразделения готовности». Остальная часть «вооруженных сил» комплектуется, в случае необходимости, призывниками в возрасте 16–55 лет. Вообще, на дорогах Абхазии и улицах Сухуми удивительно мало вооруженных из «ментов», только посты ГАИ имеют по одному автомату. Еще перед банком, где мы меняли доллары, стояла вооруженная охрана. Старик с двумя румынскими АК-47 на плечах ел банан.

Спросил я и о «людях с песьими головами». Министр был категоричен, всех обезьян, после того, как они начали набрасываться на коров, отстреляли. Наибольшую угрозу мирной жизни в республике сейчас представляет страх перед минами. Население даже пограничную, мелководную реку Псоу боится переходить не по мостам. По этой же причине я не посетил и памятную дачу Сталина — место дислокации «Арго». Говорят, там значительные разрушения и «все заминировано». Проверять мы не стали — поверили на слово.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное