Читаем Война в толпе полностью

Так вот, он ушел, чтобы усилиться. Его приближенные уже рассказывают историю о том, как сидели в кафе и увидели въезд своего вождя в новом обличий… Впереди милицейская машина с мигалкой. Пошли пересуды… «Зазнался, продал нас, с лягавыми разъезжает». Конечно это миф, но он только персонифицирует существующую тенденцию. А недавнее возвращение Басаева, но уже на пост премьер-министра, его вполне подтверждает.

В чеченском обществе существует прослойка тысяч в пятнадцать человек, которую я охарактеризовал бы, как «протоаристократию». Каждый мужчина, принадлежащий к ней, постоянно находится, даже среди своих в ситуации, когда он вынужден проявлять уважение к своему окружению и требовать того же для себя. Это система отношений является единственной формой субординации.

Власть полевых командиров держится на уважении, поэтому «кадровый состав бригад не превышает трех-пяти десятков человек. Только на короткое время численный состав возрастал за счет примкнувших «индейцев». Басаев в пиковые моменты своей популярности собирал до 500 человек. Все они воспринимали войну, как свое личное дело. То есть, принуждены были сами заботиться об оружии, снаряжении, продовольствии. Когда нас привезли в Грозный, ставить на позиции, мы два дня скитались в поисках штаба. Реакция боевиков была в стиле «тебе надо, ты и воюй, сам найдешь как».

Чтобы получить автомат, нужно было «тереть» с полевым командиром, чтобы он его тебе подарил, или брать на какое-то время в аренду. Уже потом предоставлялась возможность «раскрутить трупик». Весьма скоро послышались суждения на предмет того, что украинец, как и чеченец ни за что не расстанется с автоматом, если за него можно получить хоть один доллар. Уже говорилось, что в ходе последних боев за Грозный русские солдаты не получали хлеба по три недели. Но и самим чеченцам приходилось покупать его у торговцев. Ввиду отсутствия тыла мобилизационные возможности чеченского общества ограничены «тремя-шестью тысячами боевиков». Сами чеченцы, несмотря ни на что, считают это положение нормальным. Поиск собственной выгоды составляет основу их интереса к любому начинанию.

В отношениях с федеральными войсками это было особенно очевидно. Здесь не пропускали ни одной возможности. Например, для перевозки делегации к месту переговоров выделяют бронетранспортер. Чеченцы садятся на него, водружают зеленое знамя и целый день разъезжают по Грозному перед объективами видеокамер. Заодно сжигая и неприятельский бензин. Во время скандала, стоившего командиру 245 танкового полка Сергею Чибисову должности, когда бригада в 12 человек сожгла в ущелье 60 единиц бронетехники, никто так и не удосужился подсчитать, сколько в действительности сгорело и было сброшено в пропасть, а сколько преданно чеченцам — списали на боевые потери.

Не секрет, что при танковых наездах на Грозный большинство машин было сначала покинуто экипажами и только затем разграблено и сожжено для сокрытия следов.

Еще одним недостатком чеченцев является некоторая ограниченность кругозора, порожденная, как ни странно, тем же практицизмом. Когда, при обороне Грозного люди Гилаева копали окопы, то делали это только из уважения к своему начальнику, а не из понимания, зачем все это нужно. Вразумили их уже артобстрелы и авианалеты. Круг технических познаний чеченца ограничен: оружие, видеомагнитофон, кнопочный телефон, еще машина. Получив в руки, например, пистолет, они сразу же садятся его разбирать. Со взрывчаткой уже сложнее. В Шали долгое время выставляли противотанковые мины, забыв поставить их в боевое положение. Подрывники, артиллеристы и водители бронетехники почти всегда «интернационалисты» или даже пленные.

Я знавал одного парня из Ленинграда. Он со своим другом чеченцем попал на войну странным образом. Они отправились в Грозный и порешили, если больше зверствуют русские, то присоединяются к боевикам, если чеченцы, то возвращаются в Питер и начинают их там «мочить». Парень был танкистом, а за зиму дважды горел. Раз в МТЛБ. раз в Т-72. Оба раза стреляли из гранатометов свои же. Хорошо еще, что люки были открытыми и излишек давления от кумулятивной струи сбрасывался через них. В ответ на его маты и напоминание о зеленом знамени, на антенне слышались похожие объяснения:

— Танк, понимаешь. Туда ездит — назад. Я думаю стрелять — не стрелять. Решил стрелять — (потому что) танк.

Рефлекс, как видим, безусловный. У чеченцев нет тактики, слаженность из боевых групп основывается все на тех же отношениях в коллективе. Возможность привлекать для дальнейшего обучения «военспецов», ограничивается отсутствием возможностей. Кто и зачем будет за это платить, и кто и каким образом, будет этому учиться?

Декабрьский «наезд» на танковый батальон федеральных войск в Дагестане, вновь оживил на ОРТ кампанию поиска иностранных «военспецов». Всплыло имя иорданца Хаттаба, мифические ученики которого, якобы, сдавали таким образом выпускной экзамен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное