Война в XXI веке

Об этом же уже в 1975 г. писал Брайан Дженкинс: «…террористы хотят, чтобы многие увидели и услышали их, а не того, чтобы многие были мертвы»[205]. Привлечение внимания для них важнее, чем количество убитых людей. То есть жертвы – это не основная цель, а скорее средство. Хотя можно предположить, что чем больше людей будет убито, тем больше внимания получат террористы.

Важно также отметить, что терроризм менялся со временем и террористические группы позапрошлого столетия мало чем напоминают современные террористические организации. Согласно наиболее часто употребляемой типологии терроризма, предложенной профессором Калифорнийского университета Дэвидом Рапопортом, выделяется четыре волны терроризма, каждая из них длилась около четырёх десятилетий. Соответственно, можно говорить о четырёх типах терроризма: анархическом (1880-е – начало XX в.), антиколониальном (1920-1960-е годы), новом левом, или марксистском (1960-е – конец XX в.) и, наконец, религиозном (с 1979 г.)[206].

Распространение и развитие современного терроризма четвёртой волны – обращённого не против политической элиты, а чаще всего против рядовых граждан, насилие над которыми призвано распространить страх, – стало возможным именно в прошлом столетии. Современное общество, массовое и городское, крайне индивидуализировано; это способствует успешности проведения терактов. Мы также отмечали превращение западных обществ в постгероические, в результате чего «террористам удалось сделать из своей собственной смерти абсолютное оружие против системы, которая существует за счет исключения смерти и идеалом которой является нулевая смерть»[207]. Но помимо этого развитие техники и средств массовой информации значительно упрощает процесс распространения новостей. К тому же сообщения о насильственных акциях остаются супервостребованным материалом для большинства средств массовой информации: «…современные СМИ просто не способны обойти или проигнорировать акт террора в силу имманентно присущей им логики функционирования»[208]. Эти обстоятельства позволили терроризму, который не может существовать без подробного публичного освещения террористических акций, стать столь эффективным и широко распространённым.

Хотя, согласно наблюдению Рапопорта, каждая волна терроризма существует около 40 лет, после чего её сменяет другая, и, соответственно, мы находимся в моменте, когда религиозная волна терроризма только готовится сойти на нет или перестанет быть доминирующей формой терроризма, в исследовательской литературе уже с 1990-х годов фигурирует понятие «новый терроризм» (new terrorism)[209]. Термин стал особенно популярным после терактов 11 сентября. Согласно гипотезе о новом терроризме, религиозная волна терроризма (четвёртая по Рапопорту) стала не просто очередным этапом в эволюции старого, светского терроризма, а произвела настоящую революцию, в результате которой весь мир столкнулся с чрезвычайно мощной угрозой организованного насилия[210], действующей локально и глобально, – «угрозой, с которой наша страна никогда ещё не сталкивалась», как сказал Джордж Буш, подписывая «Патриотический акт»[211].

Отличительными характеристиками нового терроризма называются именно интенсификация террористической практики, смена иерархической организационной структуры на горизонтальную, или сетевую, а также «интернационализация и глобализация» духовной или религиозной пропаганды насилия[212], в результате чего формируется единый фронт людей, готовых участвовать в терроризме, несмотря на то что проживают они в различных регионах мира. Это подтверждается и исследованием специалистов из Центра изучения терроризма и политического насилия Сент-Эндрюсского университета, которые заметили, что чаще всего концепт «новый терроризм» применяется в научной литературе в контексте обсуждения «роста уровня насилия или увеличения числа жертв»[213]. Причём жертвы эти появляются вследствие неизбирательных и непропорциональных атак, когда нападению подвергаются случайные люди.