Война в XXI веке

«Размытие границ между различными способами ведения войны, теми, кто воюет, и технологиями, приводит к появлению широкого спектра разнообразия и сложности, которые мы называем Гибридной Войной. Гибридные Войны могут вестись как государствами, так и негосударственными субъектами. Для Гибридных Войн характерен целый ряд различных способов ведения войны, включая обычные средства, нерегулярную тактику и форматы, террористические акты, включая неизбирательное насилие и принуждение, и преступные беспорядки. Эти мультимодальные действия могут проводиться разными подразделениями или даже одним и тем же подразделением, но обычно они на оперативном и тактическом уровне ведутся и управляются в соответствии с действиями на основном театре военных действий для достижения синергетических эффектов»[219].

Мэттис и Хоффман отталкивались в своём описании гибридной войны от концепции «войны трёх кварталов» (three block war) генерала Чарльза Чандлера Крулака. Основная идея «войны трех кварталов» заключалась в том, что военные подразделения в современной войне должны выполнять одновременно военные, гуманитарные и миротворческие функции[220]. По словам Мэттиса и Хоффмана, эту схему необходимо дополнить четвёртым «кварталом»: «…психологическими или информационными аспектами операций. Этот четвертый блок является областью, в которой вы можете не находиться физически, но в которой мы общаемся или транслируем информацию»[221]. Четвёртый, информационный, квартал покрывает собой все три квартала. В среде, которая определяется нестандартным комбинированием сил и средств войны, контроль над инфраструктурными и информационными сетями становится ключевым компонентом достижения победы. Соответственно, важнейшей задачей оказывается интенсификация «интеллектуальной огневой мощи»[222] подразделении, вовлечённых в конфликт. Главный вывод Мэттиса и Хоффмана: победоносному завершению вооруженного конфликта содействует не столько ведение ожесточённых боёв и уничтожение войск противника (хотя важны и успешные действия на поле боя), сколько господство в информационной среде, позволяющее не допустить воспроизводство враждебных сил посредством рекрутинга или вербовки наёмников с опорой на пропагандистские кампании.

Как видно из определений Мэттиса и Хоффмана, вызовы гибридной войны аналогичны тем, что связаны с новыми войнами в принципе. Это, во-первых, утрата бинарности традиционной межгосударственной войны; во-вторых, особый род тотальности войны, поскольку в конфликт вовлекается в том числе и гражданское население, которое возможно даже не может распознать своего участия в гибридном конфликте; и, наконец, сложности заключения мирного договора и выхода из войны.

Новые гражданские войны

Понятие «новые гражданские войны» не так популярно, как «новые войны» или «новый терроризм». Однако оно используется[223] и указывает на существующее у политических учёных, конфликтологов и даже экономистов представление о качественном изменении, произошедшем в характере гражданских войн после холодной войны. Соответственно, противопоставляются традиционные, старые гражданские войны и современные, новые. Первые представляются опосредованными групповыми интересами или коллективными травмами, идеологизированными и нацеленными в конечном счёте на политические трансформации. Вторые связаны с криминализацией насилия и хищничеством, определяющим их деполитизированный и деидеологизированный характер. Стремление к справедливости подменяется в новых гражданских войнах стремлением к наживе.

Естественным выводом в таком случае становится заключение о необоснованности и нередко немотивированности и неконтролируемости насилия, к которому обращаются в этих гражданских войнах. Дисциплине политической организации, которой требуется широкая народная поддержка для реализации собственных целей, противопоставляется неорганизованность преступной банды, отстаивающей частные интересы и не обладающей политическими амбициями[224]. В результате, как справедливо замечает Стасис Каливас, интерпретация гражданских войн сводится при этом к дихотомии «повстанцы – это либо бандиты, мотивированные собственной алчностью, либо политические деятели, стремящиеся решить проблемы своей группы»[225], что является явным упрощением и искажением реальности гражданской войны.