Война в XXI веке

Кроме того, утрата симметрии в субъектности ведёт к девальвации воинских добродетелей. Они перестают восприниматься всерьёз и воспроизводиться. Невозможно говорить о боевой доблести и чести с оператором дрона. Как пишет Роберт Спэрроу, подразделения, которые управляют дронами, по психологии своей отличаются от обычных армейских подразделений[419]. Они не нуждаются в чувстве локтя, менее лояльны своему подразделению и не столько заинтересованы в товариществе, поскольку их безопасность не зависит от содействия и соучастия их сослуживцев. В постгероическом обществе воинские ценности и добродетели заменяются деньгами – солдатам предлагают не славу, а плату. Но плата не может научить быть сдержанным, не даёт полноценных мотивов для того, чтобы удержаться от излишней жестокости. Если военный не видит связи между своим доблестным и честным поведением на поле боя и последующей славой, то по какой причине он будет действовать сдержанно, лишая себя возможности любой ценой максимизировать эффективность операции? Возможно, эту ситуацию следует оценивать с оптимизмом: война между людьми постепенно исчезает и дроны изменят её таким образом, что добродетели перестанут быть нужными, так как участие человека в войне будет минимизировано. Но есть риск того, что роботизированные системы подорвут доверие к добродетелям, в результате чего насилие начнёт использоваться всё более активно.

Кроме того, если ведение войны становится дешевле как в экономическом отношении (поскольку дрон сравнительно недорог в производстве), так и в политическом, поскольку военным и политикам не приходится отчитываться о потерях и случайных жертвах и брать на себя ответственность за них, то происходит основательная переоценка войны. Она перестаёт считаться наименее желательным способом решения конфликтов. Не воспринимается как крайнее средство, как это предполагается и теорией справедливой войны, и международным правом. Падает своеобразный барьер, психологический и политический одновременно, сдерживающий сторонников военного решения конфликтов; война «нормализуется». Принятие решения о войне упрощается. Это означает, что роботизация войны в моменте может привести к минимизации потерь, но в итоге последствием её станет увеличение числа войн или боевых операций и, соответственно, в совокупности вырастет количество жертв войны. Парадоксальным образом, чтобы сохранить на повестке вопрос о неприемлемости войны и о необходимости её ограничения, войне нужно сохранять свою кровавую сущность, связанную с убийством людей.

Совершенно очевидно невозможно сделать так, чтобы дроны (равно как кибероружие или частные военные компании) перестали использоваться в современной войне. Это означает, что обязательной становится постоянная дискуссия о необходимости использования преимущества новых средств ведения войны и минимизации негативных эффектов их применения. В этом отношении полезны замечания, которые сделал Майкл Уолцер. Чтобы в войне с применением роботизированных систем была реализована стратегия таргетированного убийства, её надо загнать в рамки тех же жёстких норм, что регулируют другие формы войны[420]. Это требование – возможно даже, с ещё большей степенью строгости – относится к кибероружию и частным военным контрактникам. Не до конца определённый моральный и правовой статус их участия в конфликтах означает необходимость усилить контроль над их использованием в современной войне. Далее, дрон не может быть оружием, которое используется массово и которое не предполагает выборочные удары по строго определённым целям. Их можно применять только против конкретных целей. И недопустима их эксплуатация в качестве «умных» бомб, которые наносят поражение всем, кто оказался в зоне удара. Наконец, следует отказаться от не вполне обоснованных утверждений о том, что применение военной силы представляет собой наиболее эффективное или даже единственное средство борьбы с современными угрозами международной безопасности и в первую очередь с терроризмом. Пока что даже такие высокотехнологичные виды оружия, как дроны не решают проблему терроризма как такового.

Вместо заключения От справедливой войны к этике мира

– Почему вы убиваете меня, когда за вами преимущество? Я безоружен.

– Как, разве вы не живете на другом берегу? Друг мой, если б вы жили на этом берегу, я был бы душегуб, и убивать вас таким способом было бы несправедливо. Но коль скоро вы живете на другом берегу, я храбрец, и это справедливо[421].

Блез Паскаль