– Йо-хо, громче, черти, что ж нам дьявол не рад, на зло, вон от песни, с ней хоть в рай, хоть в ад…
Она знает – когда кто-то из них начинает петь, один из них уже уходит в мир иной. И это происходит каждый день. Каждый день кто-то умирает. Каждый день она слышит крик неистовой толпы. Добропорядочный народ, люди, которых она знала практически с самого рождения, видела на улице, приветствовала их в доме отца, превращаются в грязный сброд, каждый день, каждый раз, когда она слышит слова запретной песни.
Они боятся. Их нельзя в этом винить. Страх – это то, что чувствуют здесь все. Неважно, где они находятся: в стенах тюрьмы, на улице, или за запертыми на замок лощеными дверями особняков или фамильных замков – это чувство не покидает никого. Кого-то оно заставляет прятаться по норам, кого-то – верить и делать то, что им велят. И ее оно завело в угол.
Но, в отличие от других, от всех, кого она знает, или чьи голоса слышит за стеной, в ее душе теплится ещё одно чувство. Чувство, которое придает ей силы всякий раз, когда она выскальзывает из лап темноты в своем сне, которое помогает выдержать и вонь, и холод, отвратительный смех и противную на вкус еду.
Надежда. Это все, что у нее осталось. Только она и письмо, которое ей ее подарило. Джеймс на самом деле оставил ей самый ценный подарок. Он подарил ей веру. Веру в надежду, что страх можно победить страх, сковавший все вокруг. Что можно победить зло. Нужно только понять. Изучить все до мельчайших деталей, не упустить ни одной подробности.
Поэтому каждый день, когда песня за стеной стихает, а конвой весело переговаривается где-то в конце коридора, она, зная, что сейчас ее никто не побеспокоит, прячется в самом дальнем углу, в котором она останется незаметной, в который раз раскрывает карту, пытаясь запомнить больше, чем в прошлый раз. Пытается высмотреть правильный курс, пытается понять, как обойти препятствия, повторяет вновь и вновь каждое название, каждую букву, запечатлённую на ней.
Сейчас нет надобности торопиться. Нельзя бежать, нельзя выдавать свой секрет. Время придет. Ей нужно немного потерпеть. Пережить ещё одну ночь наедине с темнотой, пережить ещё один день. Пережить ещё одну смерть неизвестного человека, который хотел найти то же, что и она.
Спасение. Пусть оно ещё призрачно, и нет никаких гарантий, оно у нее есть.
И она никому не позволит отобрать у нее и это.
Комментарий к Глава XVIII
Я обещала стекло? Я свое слово держу..)
========== Глава XIX ==========
Каждый день повторялось одно и то же. Скрежет, грохот, непристойные крики и высказывания; смех в ответ на унижения охраны, на факт скорой и неизбежной смерти. Лора ловила себя на мысли, что желает скорейшего конца, лишь одно в ней вызывало разочарование – она умрет, как предательница. Над ней будут глумиться все те, кто раньше завидовал, и от этой мысли становилось только больнее. Когда ничего не имеешь, нечего и терять, но когда вся жизнь прошла блистательно, трудно смириться с утратой положения, на которое имеешь полное право. На самом деле, смириться с этим невозможно…
Дорогое темно-зеленое платье давно сменило свой цвет, превратившись в красивую, но все же тряпку. Грязь, царящая везде и поначалу пугавшая, теперь уже не замечалась. Девушка даже перестала обращать внимание на крыс; они вполне вольготно себя чувствовали и были благодарны Кловерфилд за то, что та позволяет им лакомиться «шедеврами» местной кухни. Отвращение к здешней еде Лора все-таки не смогла преодолеть.
По ночам ей было немного легче: редко, но удавалось забыться во сне. И неизменно она видела во сне Джеймса, который увозил ее из этого ада домой, в Англию; но такие сны часто прерывались жестокой реальностью. Холодный порыв ветра, громкий крик или смех – и иллюзия моментально рассеивалась.
Девушка давно потеряла счет времени; она не знала, что Катлер определил ей весьма четкий срок – ровно месяц. Мужчина посчитал, что этого будет достаточно, чтобы сломить волю упрямой девчонки, и он оказался прав. Когда приспешник лорда, брезгливо поморщившись, вошел в камеру, Лора едва подняла взгляд. Она была уверена, что время пришло – ее поведут на казнь.
– Удачи, девочка! – послышалось ободряющее восклицание из камеры, находящейся где-то в другом конце коридора. – Не показывай им, что боишься! Пусть подавятся своей…
Громкий треск заглушил конец фразы. Кловерфилд поднялась, стараясь последовать этому совету – не показывать, как на самом деле страшно. Девушка гнала прочь мысли о том, что ей всего шестнадцать лет; что она имела семью, любящего отца, богатство и положение в обществе… Но самое главное – она пыталась не думать о Джеймсе, ибо эти мысли точно заставили бы ее пасть к ногам собственных палачей, умолять и унижаться. И если бы это дало результат, Лора пошла бы на унижение – но ведь девушка понимала, что если Беккет решил убрать ее с пути, мольбы не имеют значения.