Страх перед этой женщиной оказался сильнее, чем перед неизвестностью, и Лоре пришлось спешно одеваться, чтобы извиниться перед своей «благодетельницей» не в ночной сорочке. Впрочем, это не помогло, а только лишь усугубило положение: в качестве наказания Кловерфилд получила крепкую пощечину, и грозное:
– Еще никто в этом доме не позволял себе такой вольности – заставлять меня бегать, чтобы всех разбудить. Проявишь такую наглость еще раз – познаешь на себе всю тяжесть моей руки, уяснила?
Лора не знала, что нужно ответить на это, и нужно ли отвечать вообще – вдруг от этого станет только хуже? Смотрительница выглядела весьма разъяренной, и злить ее еще больше не хотелось. Поэтому девушка только кивнула, опустив взгляд, и поспешила взяться за работу.
К слову, работы после ее вчерашних трудов не уменьшилось, а стало намного больше. У Лоры создалось впечатление, что ночью вся прислуга не спала, а старательно разводила в особняке бардак, чтобы доставить ей утром как можно больше хлопот. Другого объяснения Кловерфилд не находила, но и старалась поменьше о таком думать. Нет смысла терзать себя ненужными мыслями, особенно сейчас, когда было просто необходимо не терять бдительности и всегда быть начеку. В этом доме она была совершенно одна. Все были против нее, с первой секунды, с того самого мгновения, когда она переступила порог этого величественного особняка. Никто не протянет руку помощи, никто ее не поддержит. Поэтому нельзя быть слабой. Только не здесь, не рядом с этими людьми. Нужно бороться. Да только как? Прямого ответа на этот вопрос не было, а искать хотя бы намек на него просто не хватало сил.
С уборкой комнат Лора закончила только ко второй половине дня. Работала девушка, не останавливаясь даже на короткую передышку, – ей этого не позволяли. Миссис Корельски словно следила за ней, неустанно, каждую секунду, и стоило Кловерфилд только отложить тряпку, выпрямить спину и вздохнуть, она тотчас появлялась рядом с ней, одним своим видом внушая страх, а вместе с тем желание работать еще более усердно.
Но даже после всей проделанной работы ей не позволили даже минуты отдыха, в тот же миг послав в конюшню.
– Стойла нужно почистить, – приказным тоном произнесла миссис Корельски, встретив ее в коридоре. – Достойная работа, для такой, как ты… Ну, чего застыла? Бегом в конюшню, Виктор с Джорджем не любят ждать!
И никак не возразить, ничего не сделать. Эта женщина одним своим видом внушала страх, и Лоре не хотелось проверять, действительно ли стоит ее бояться, и за что. С другой стороны, внутри девушки поднимало голову отчаяние; оно подначивало проверить, действительно ли эти люди могут выполнить свои угрозы. Если бы проклятый Беккет не был бы заинтересован в сохранении жизни Кловерфилд, последняя давно бы отправилась на виселицу, и эта перспектива уже не пугала. Лора глубокомысленно рассудила, что лучше пять минут позора, чем сносить унижения и боль еще бог знает сколько.
Но еще больше ее пугали произнесенные ею имена. Джордж и Виктор, конюх и его помощник, при знакомстве понравились ей не меньше, чем вся остальная прислуга в доме, в том числе и смотрительница. Неотесанные и грубые, они с первых секунд вселили в ее сердце отвращение. Но больше ее напугали их похотливые взгляды и противные красноречивые ухмылки. Кловерфилд невольно подумалось, что они уже придумали план, как загнать ее в угол и поиздеваться, согласно желаниям их явно прогнивших душ. Именно это и заставило ее замешкаться, неловко переминаясь на месте, что, к несчастью, лишь вызвало гнев миссис Корельски. Звонкая пощечина – вторая за день – заставила девушку очнуться и попросту сбежать, только бы не нарваться на новые угрозы.
В конюшню Лора пришла только через полчаса: сначала она пряталась в одной из ванных комнат, собираясь с силами и пытаясь убедить саму себя, что ничего плохого не случится. Да что может быть хуже ее нынешнего положения? Даже в тюрьме она не чувствовала такого отчаяния и безысходности, по крайней мере, не сразу. Тогда еще была хоть какая-то надежда. Еще можно было во что-то верить, еще была причина открывать глаза по утрам. Но сейчас… Да, сейчас она может видеть солнце, но холодно уже внутри. Да, на ее руках больше нет кандалов, но и свободы она так и не почувствовала. Да, теперь ей не грозит виселица, но желание умереть и просто прекратить все это из головы так и не исчезло. Наоборот, стало только сильней. А это только второй день… А что же будет дальше? Об этом думать хотелось в самую последнюю очередь.
Блуждающий взгляд зацепился за ржавый гвоздь, наполовину торчащий из стены. Вытащить его не составило труда даже Лоре; это действие было продиктовано скорее инстинктом самосохранения, чем логикой.