– Мы долго думали над этим вопросом, – после некоторой паузы продолжил Михаил, – и решили, что область Смирны, Крит и бывшие в составе Османской империи острова в Ионическом море составят собой альтернативное греческое государство понтийских греков, королем которого мы сделаем принца Георга, младшего брата присутствующего здесь принца Константина. Собственно, после разгрома Франции этот не такой уж и плохой человек, служивший греческим послом в Париже, остался без работы и нуждается в новом занятии, которого хватило бы до конца его дней.
Вот так – оказалось что у русского императора на эти территории совсем другие планы. Впрочем, кайзеру не очень-то и хотелось. У него буквально в глазах рябило от новых колоний, поэтому на какое-то время он был удовлетворен, впав в благодушие сытого крокодила.
– Неплохая идея, брат мой Михель, – сказал Вильгельм, – но ты так и не сказал, что ты решил сделать с моим зятем, а также с той частью Греции, которой сейчас управляет его отец, Георг Первый?
– А ничего не будет, – пожал плечами русский император, – потому что твой зять уйдет отсюда своими ногами, живой-здоровый, и его даже не отхлещут розгами как нашкодившего недоросля. Он для меня ничто, никто и звать его никак, только: «Эй ты» и «пошел вон». Теперь в твоем праве дать этому обормоту какой-нибудь титул и поселить у себя в Германии на правах приживала при супруге. Хотя, успей он тогда выстрелить – и все было бы совершенно по-иному. За убийство людей, которым доверено говорить от моего имени, я мщу беспощадно, невзирая на лица и титулы. Что касается старой Греции, то, пока это «сокровище» служит там наследником престола, для меня эта страна прекращает свое существование. Для меня ее теперь просто нет. Восстановление отношений может последовать только в том случае, если нынешний король сделает своим наследником короля Понтийской Греции, а непутевого старшего сына навсегда отстранит от власти. Все равно ничего хорошего это семейство не ждет. Dixi! Быть посему.
24 сентября 1908 года. полдень, пролив Гибралтар, дальний броненосный рейдер «Измаил».
Некогда принцесса Виктория Великобританская, а ныне Виктория Эдуардовна Ларионова, вице-адмиральша и человек, посвященный в особо важную тайну.
Путешествие по Средиземному морю в конце сентября похоже на круиз в бархатный сезон. Погода тиха и прозрачна, солнце уже не жжет, а лишь ласково греет. Высоко в небе парят белые облачка, а если перегнуться через леера (шляпа на такой случай удерживается специальной резинкой), то можно увидеть, как бритвенно-острый форштевень «Измаила» режет зеленоватую и в то же время прозрачную средиземноморскую воду. Русские инженеры, творчески переработав знания будущего, построили хороший корабль: быстрый, крепкий, сильный и, главное, красивый. Как говорит мой муж – красота корабля – свидетельство его совершенства и целесообразности. А он хорошо разбирается в таких вещах. И вот, это путешествие по ласковому морю на красивом корабле, в компании приятных мне людей переполняет мое существо самыми трепетными чувствами. «Я счастлива!» – думаю я. Господи, я и вправду так счастлива, и для этого есть сразу три причины. Первая – то, что я еду домой в Лондон, в страну промозглых туманов и вечной сырости. Там я увижу дорогого отца (мы с ним виделись, когда он вместе с адмиралом Фишером приезжал на Ревельскую конференцию, но как-то мельком) и других дорогих мне людей. К сожалению, я не увижу моего брата Георга – его больше нет в живых. Его сразила пуля ирландского фения, руку которого направляли наши заокеанские кузены. Будь они все прокляты. Я надеюсь, что Британия найдет способ достойно отомстить его убийцам – не только тем, кто нажимал на курок, но и тем, кто отдавал приказ и отсчитывал деньги.
Вторая причина моего счастья – малыш, который время от времени шевелится у меня в животе. Если родится мальчик – я назову его Георгом, и мой адмирал совсем не против этого имени. Пройдет еще два месяца или чуть больше – и мой супруг во второй раз станет отцом. Я вижу, с какой нежностью он смотрит на мою погрузневшую фигуру, как меняется его лицо, когда он проводит ладонью по моему уже заметно выступающему животу. Ведь малыш внутри моего чрева воистину является овеществленным плодом нашей любви, общим продолжение и меня и его.