– Хорошо, Берти, – равнодушно кивнул адмирал Фишер, – я передам ваше поручение соответствующим людям. В добавление от себя хочу сказать, что нынешние процессы в Североамериканских Соединенных Штатах – отнюдь не случайность, а первые симптомы отказа от самоизоляции в Новом Свете и попыток распространить свою демократическо-республиканскую власть по всему миру. И в этом деле у них не может быть союзников, только слуги и жертвы. И хоть доктрина Монро пока остается в силе, она все больше превращается в фиговый листок, прикрывающий истинные американские интересы.
26 сентября 1908 года, полдень. Пролив ЛаМанш (Канал), на траверзе Дувра, мостик линейного крейсера флота его Величества «Дредноут».
Встречать дружественные русские корабли на траверз Дувра король Эдуард и лорд-протектор адмирал Фишер вышли на «Дредноуте». Потому что все равно больше не на чем. И если «адмирал Ушаков» – это «корабль из будущего», навстречу которому не стыдно выйти даже на индейской пироге, то «Измаилы», построенные на местных Санкт-Петербургских верфях, требуют, чтобы встречающая сторона держала перед ними марку великой морской державы. Германцы, пока не готов их монстр «Мольтке», предпочли уклониться от непроизвольного состязания в тщеславии, а вот Британии с этого ринга деваться некуда. Тем более что король имел по этому поводу особое мнение, которое и высказал адмиралу Фишеру:
– Спаситель, Джон, терпел на кресте, и ты тоже потерпишь на мостике своего детища, раз уж тебя угораздило на постройку этого уродца. Тем более что тебе не впервой: в Ревеле мизансцена была куда как более неприятной.
– Йес, сир, – коротко ответил адмирал Фишер; он прекрасно понимал, когда перед ним старый приятель, дружище Берти, а когда его королевское величество Эдуард Седьмой.
И вот теперь, стоя на мостике «Дредноута» адмирал Фишер вглядывался в силуэты приближающихся «Измаилов» и с горечью в сердце признавал: его детищу, до этих грозных и красивых кораблей как пешком до Луны. Первый раз его тревожно кольнуло, когда сигнальщики сумели обнаружить русский отряд на дистанции всего в сто кабельтовых, а взять на сопровождение с точной выдачей целеуказания получилось только кабельтовых на пятидесяти. И все это исключительно из-за того, что на корпуса и надстройки русских кораблей, идущих без дымов, была нанесена маскировочная окраска, затрудняющая подстройку дальномеров. При дальности прицельной стрельбы орудий «Дредноута» в семьдесят кабельтовых это уже являлось серьезным ухудшением характеристик, но это были только цветочки. Адмирал Фишер уже знал, что в случае войны сигнальщики «Измаилов» по хвосту дыма из труб обнаружат «Дредноут» с трехсот кабельтовых, а уже на ста шестидесяти длинноствольные десятидюймовки русского главного калибра накроют британский линкор градом снарядов улучшенной баллистики. И это было хуже всего. Вторым (то есть на самом деле первым) тревожным сигналом, говорящим о преимуществе русского проекта, была средняя скорость в походе, вычисленная про времени прохождения через Гибралтарский пролив и прибытия к Дувру. Все это время отряд рейдеров держал не менее двадцати пяти узлов. «Дредноут» же проделал свой учебно-испытательный поход к островам Вест-Индии и обратно со средней скоростью только в двадцать один узел крейсерского хода. А ведь перед тем как прибыть сюда, к Дувру, русские крейсеры-рейдеры проделали сверхпротяженный поход продолжительностью чуть ли не полгода, не совершая заходов в постоянные базы, оборудованные ремонтными мощностями. И эта невероятная автономность сама по себе являлась весомым преимуществом, подтверждающим, что эти корабли вполне способны делать то, для чего их создавали. Даже одиночный рейдер этого типа, ушедший глубоко на британские коммуникации, мог причинить империи, над которой никогда не заходит солнце, просто ужасающую боль, так что оставалось только радоваться тому, что Британия отныне – часть Континентального Альянса, а посему новых русских рейдеров придется опасаться уже заокеанским кузенам.