Война за самоцветы

Вскоре они выступили в дорогу. Бульшую часть своего многочисленного отряда Мантор оставил при исполнении; но сам отправился с Хурином, взяв с собой Форхэнда. Хурин шел, сколько хватало сил, но через некоторое время начал спотыкаться и падать; однако снова поднимался на ноги и с трудом, но двигался вперед, никому не позволив поддерживать себя. Так они наконец, после множества претыканий, достигли чертога Харданга в Обэль Халад, в лесной чаще; и Харданг знал об их приходе, ибо Авранк самочинно прибежал, опередив их, и принес вести; не забыл он упомянуть и об исступленных словах Хурина, произнесенных после пробуждения, и о том, что он выплюнул их пищу.

И потому по приходе они увидели, что чертог находится под сильной охраной: много народу во [> огороженном дворе] внешнем дворище и люди у дверей. У ворот [двора >] дворища их остановил глава стражи.

— Передай пленного мне, — велел он.

— Пленного! — воскликнул Мантор. — Нет у меня пленного, лишь человек, которого тебе должно чтить.

— То слова халада, а не мои, — сказал глава стражи. — Но ты тоже можешь войти, у него и для тебя найдется слово.

Тогда привели Хурина к вождю; и Харданг, не проронив ни слова привета, лишь сидел на своем престоле и оглядывал Хурина с головы до ног.

Но Хурин ответил ему тем же, и держался, как мог, прямо, хотя и опирался на свой посох.

Так он некоторое время стоял молча, а потом опустился на землю.

— Смотри-ка! — произнес он. — Я вижу, в Брэтиле так плохо с седалищами, что гостю приходится сидеть на полу.

— Гостю? — отозвался Харданг. — Разве что незваному. Но вынесите столец строму невеже. Если только он не погнушается: еду-то нашу он выплюнул.

[стр. 277]

Мантор был огорчен подобной неучтивостью; и, услышав, как кто-то засмеялся в тени за троном, он поднял взгляд и увидел, что то был Авранк; и лицо Мантора потемнело от гнева.

— Прощу твоего прощения, господин, — обратился он к Хурину. — Это какое-то недоразумение.

Затем повернулся к Хардангу и выпрямился.

— Мой халад, разве у моего отряда новый командир? — спросил он. —Иначе мне непонятно, почему тот, кто пренебрег своими обязанностями и нарушил мой приказ, не встречает здесь порицания. Я вижу, он опередил меня с новостями; но сдается мне, он забыл имя гостя, иначе Хурину Талиону не пришлось бы ждать стоя.

— Имя мне передали, — отвечал Харданг, — как и свирепые речи, что удостоверяют имя. Вот он, Дом Хадора. В моем же доме пришельцу прилично назвать себя первым, и я ждал, пока он назовется. И не расскажет о том, что за дело привело его сюда, — раз он говорит, что у него есть здесь дело. Что до твоих обязанностей, то подобные речи — не для посторонних ушей.

Затем Харданг повернулся к Хурину, что в это время сидел, ссутулившись, на низкой скамеечке; он прикрыл глаза и, казалось, не обратил внимания на сказанное.

— Что ж, Хурин Хитлумский, — молвил Харданг, — каково твое дело?

Срочное ли оно? Не хочешь ли поразмыслить и отдохнуть, чтобы говорить о нем спокойнее? А мы тем временем, глядишь, найдем для тебя еду получше.

Голос Харданга теперь звучал мягче, и он произнес эту речь, поднявшись, ибо был Харданг человек осторожный и [вычеркнуто: в глубине души не был уверен в прочности своего положения господина; и] приметил недовольство на лицах других людей, помимо Мантора.

Внезапно Хурин встал.

— Что, господин Болотная Камышинка, — произнес он, — от любого дыхания клонишься? Смотри, как бы моим дыханием не пригнуло тебя к земле.

Ступай поразмысли, чтобы набраться твердости, пока я не призвал тебя обратно! Глумитель седин, прижимистый на еду, моришь голодом путников!

Этот столец тебе лучше подходит!

И с этим Хурин швырнул скамеечку в Харданга, так что она ударила его по лбу, а сам повернулся, чтобы идти прочь из чертога.

Иные расступились из жалости, из страха ли перед его гневом; но Авранк бросился бегом преградить ему дорогу.

— Не торопись, невежа Хурин! — воскликнул он. — Теперь я не сомневаюсь, что это твое имя. Повадки свои принес ты из Ангбанда. Но нам не по душе орочьи выходки в чертоге. Ты напал на предводителя на его троне, и теперь ты узник, как бы тебя ни звали.

— Благодарю тебя, воевода Авранк, — произнес Харданг, неподвижно сидевший на своем троне, пока ему останавливали кровь, что хлынула из раны на лбу.

[стр. 278]

— Теперь пусть на старого безумца наложат узы и посадят под замок. Я

буду судить его позже.

Тогда Хурину связали руки ремнем, на шею накинули петлю и увели прочь; и тот не противился, ибо гнев его иссяк и шел Хурин, словно во сне, с закрытыми глазами. Но Мантор, несмотря на злобный взгляд Авранка, обнял старика за плечи и повел его, чтобы тот не споткнулся.

Но, когда Хурина затворили в пещере [вычеркнуто: неподалеку от той, в которой по-прежнему томились Асгорн с товарищами] и Мантор уже ничем ему помочь не мог, он вернулся в чертог. Там он нашел Авранка и Харданга: те совещались. И, хотя они умолкли при появлении Мантора, тот расслышал последние слова Авранка и показалось ему, что Авранк советует немедля предать Хурина смерти.