Война за самоцветы

— Оковы на подсудимого наложили по приказу халада, — сказал Авранк.

— В том прибег он к своему право прекратить насилие у себя в чертоге. Посему приказ этот может обойти лишь полное собрание.

Тут раздались громкие крики «Освободите, освободите его! Хурин Талион! Освободите Хурина Талиона!». Не все присоединились к этому хору, но голосов другой стороны слышно не было.

— Нет-нет! — произнес Авранк. — От криков толку не будет. В таком деле требуется голосование по всем правилам.

По обычаю в делах серьезных или сомнительных вече голосовало с помощью камешков, и все, кто приходил на собрание, приносили с собой два камешка: черный для «нет» и белый для «да». Однако сбор и подсчет камешков занял бы много времени, а Мантор видел, что настрой Хурина с каждым мигом меняется к худшему.

— Есть другой способ, более простой, — молвил он. — Нет здесь опасности, которая бы оправдывала узы, и так думают все те, кто возвысил [стр. 287]

свой голос. Халад на вечевой стогне и может отменить свое повеление, буде пожелает.

— Пожелает, — сказал Харданг, поскольку ему показалось, что собрание настроено неблагосклонно, и он надеялся, сделав этот ход, вернуть расположение народа. — Пусть подсудимого освободят и поставят перед вами!

Тогда с ног и рук Хурина сбили оковы. Он тотчас выпрямился и, отворотившись от Авранка, встал лицом к собранию.

— Я здесь, — произнес он. — И я отвечу, каково мое имя. Я — Хурин Талион, сын Галдора Орхала48, владыка Дорломина и некогда верховный военачальник воинств Фингона, короля северного края. Пусть никто не утверждает противного! Этого должно быть довольно. Я не стану ни о чем вас умолять, поступайте, как знаете! Не стану я препираться и с выскочкой, которому вы доверили занять высокое место. Пусть клевещет, как хочет!

[Вычеркнуто: Но если мой друг желает говорить и поведать правду о случившемся, пусть. Слушайте его, если есть на то желание!]

Во имя Владык Запада, что вы за народ? Или во что превратились?

Объятые губительной Тьмой, сидите вы и терпеливо внимаете беглому порубежнику, который испрашивает для меня смертной казни — за то, что я проломил голову кичливому молодцу, где бы он там ни сидел, на троне или нет. Поистине, поучиться бы ему уважению к старшим, прежде чем вы сделали его своим предводителем.

Смерть? Как перед Манвэ, если бы не терпел я муку двадцать и восемь лет, если бы я был таков, как в Нирнаэт, вы бы не осмелились сидеть тут лицом к лицу со мной. Но, как я слышу, я уже не грозен. Вот вы и расхрабрились. И

мне позволено стоять без оков, чтобы меня можно было травить. Сломала меня война и сделала покорным. Покорным! Не будьте так уверены в этом!

Он поднял руки и сжал кулаки.

Но тут Мантор положил руку ему на плечо, успокаивая, и убедительно произнес ему на ухо:

— Мой господин, ты заблуждаешься на их счет. Большинство — твои друзья или были бы ими. Но есть здесь и гордые вольные люди. Теперь позволь мне обратиться к ним!

Харданг и Авранк ничего не сказали, только обменялись улыбками, поскольку решили, что речь Хурина не принесла ему ничего хорошего.

Однако Мантор заговорил так:

— Пусть владыке Хурину вынесут, на чем присесть, пока я говорю. И, выслушав меня, вы лучше поймете его гнев, а может, и простите его.

Внемли же мне, народ Брэтиля! Мой друг не отвергает главное обвинение, но заявляет, что с ним поступили неправо и вывели из последних границ.

Господа мои [вычеркнуто: и добрые жены]49,

[стр. 288]

я был командиром порубежников, что нашли этого человека спящим на Хауд-

эн-Эллэт. Или он лишь казался спящим, но лежал, истомленный, меж сном и явью и услышал, опасаюсь, слова, что были произнесены над ним.

Был там человек по имени Авранк, сын Дорласа, из моего отряда, где ему и следовало оставаться, ибо таковы были мои приказы. Подойдя, я услышал, как Авранк дал совет тому, кто первым нашел Хурина и догадался, каково имя спящего. О народ Брэтиля, я слышал, как Авранк молвил так: «Лучше убить старика, пока он спит, чтобы избежать новых бед. И халад был бы доволен» —вот его слова.

Теперь, быть может, не станете вы дивиться, что, когда я призвал спящего к бодрствованию и он увидел вокруг себя вооруженных людей, он обратился к нам с резкими словами: один из нас их заслужил. Что до презрения к нашей пище, то он взял ее из моих рук и не плевал на нее. Он выплюнул ее, потому что подавился. Ужели, господа мои, вы никогда не видели, как голодающий торопится и не может проглотить еду, пусть даже нуждаясь в ней? А сей муж был к тому же исполнен великой скорби и гнева.

Нет, не презрел он нашей еды. Хотя был бы в своем праве, если бы знал, к каким низким уловкам прибегнут те, кто обитает здесь! Внемлите мне и верьте, коли сможете, ибо я могу призвать свидетелей. Владыка Хурин трапезовал со мной в узилище, ибо я обращался с ним вежественно. То было два дня назад.

Но вчера был он сонлив и не мог ни говорить внятно, ни совещаться со мной перед сегодняшним разбирательством.

— Чему тут дивиться! — воскликнул Харданг.

Мантор помолчал, глядя на Харданга.