Читаем Войны кровавые цветы: Устные рассказы о Великой Отечественной войне полностью

…После мы взяли Харьков, Валуйки. Пошли на Красноград, его взяли, дивизия вырвалась вперед. А он сгруппировался, и окружили нас. Пришлось хлебнуть до слез горя! Трое в плен попали. Это так было. Подходим мы к хутору: поесть-то надо! Видим, идет мальчишка лет одиннадцати. Оказывается, это сын старосты (как мы потом узнали). Говорит, немцы есть. Мне вот надо было взять его да увести километра за три, а я его отпустил.

Мы отошли в лес и слышим — моторы в деревне загудели. Я говорю: «Давайте быстрее!» Перебежками побежали, группами. Нам надо было занять круговую оборону, но несколько человек не успели к нам в балку перебежать. Видим, к ним подходят, их — за шкирку и в танк. И повезли в деревню. Может, мы из-за них спаслись-то!

19. В разведке

В районе Кривого Рога, у Пятихатки, оборона переходила из рук в руки несколько раз: то мы возьмем, то они выгонят нас… Нам обязательно надо было взять контрольного пленного с обороны противника.

Мы чувствовали себя прекрасно в одну прекрасную ночь (не помню число). Отправились действовать, в разведку…

Прошли за оборону противника. (Оборона сильна, пробраться трудно было!) Они сидели в траншеях (траншеи перекрытые до половины).

Вдруг видим: два сапера немецких сзади нас, сбоку, открывши плащ-палатку, прикуривают зажигалкой папиросы. Мы расположились так очень аккуратно, решили действовать на них осторожно. Надо, чтобы они не ушли. А здесь минированные поля, и они минеры. Действовать врасплох было нельзя: можно подорваться!

Расположились по обороне, обеспечение оставили на месте (если немцы еще какие есть). Подползаем к этим минерам, а они все прикуривают: зажигалка не чикается. А их хорошо видно: ночь была темная!

Поддействовали сюда, ближе к ним. Разглядели: два пожилых таких. Ну, что? Решили, что по сигналу моему будем аккуратно действовать на них.

Когда мы на них сзади напали, оба испугались и сдались без всякого сопротивления, лишь бы их не трогали. «Руки вверх!» Видят, что разведка русская сработала очень хорошо. Ага! Два «языка» неожиданных! Спрашиваем, как пройти здесь? Они показывают: здесь разрыв есть, и им дана задача — заминировать еще линию немецкой обороны.

Забираем этих немцев; ползем, значит, по этому стыку. Мы остановились отдохнуть… Вдруг заблудился один с вьюшкой; заблудился, зашел на передний край и кричит: «Камерад! Камерад!» — по-немецки своим. А они говорят: «Это товарищ наш, повар, кричит нам, заблудился. Тащит продукты». Ну, мы думаем: и этот наш сейчас будет. Этот оборону больше знает: он по передовой продукты таскает.

Так, значит, охрану оставили у этих — и к нему. «Камерад», — мы ему отвечаем. Он и идет прямо на нас, этот «язык». Он идет, а мы его забираем прямо с продуктами, вот как хорошо! Я и говорю: «Зря ты не с пушкой пришел!»

20. Разведчик Яценевич

От войны этой все как бы оцепенели, до сих пор не успокоишься никак. Все время кошмары снятся: обстрел, атака, кровь. А больше всего боишься в плен попасть. Видно, как ляжешь на левый бок, сердцу делается неспокойно. Тут тебе и представляется, что засыпало в землянке и что тебя откапывают немцы, а тебе и пошевелиться невмочь… Среди своих-то что ж: тут каждый на месте, каждый дело свое знает. Ну, и в бою тоже: как говорится, на миру и смерть красна! Что страшно, про это говорить не приходится, но все ж ты со своими, тут и бомбы, и обстрел, и кровь — все пополам!

И потом — мы же молодые воевали! Это пожилые, семейные все думали о семье, о доме. Им как-то труднее было. А мы — другое дело! Вот, кажется, страшенный бой, светопреставление! А кончилось, отдышались (особенно если поспать дадут), тут и песни заведут, глядишь, и пляски, и смеху — всего хватает! И рассказывали много: про дом, про невесту иль про жену, разные истории на фронте. Конечно, очень любили лихих, отважных ребят, про них и рассказы…

Помню, на Орловско-Курской дуге рассказывали о разведчике Яценевиче. Я его не знал, и ребята наши не знали, но все слышали, как он в разведку ходил и что немцы сделали с ним.

Это ж был парень — мастер своего дела! Он какие разведданные собирал! Как из-под земли доставал иль ловил от ветра! Иной раз так укреплена линия обороны, что не сунешься. Командир бьется, бьется; в один день посылает разведку — провал, на другой день — провал, неделю сидит — и ничего… А пошлет Яценевича — так тот из-под самого носа у фрицев «языка» утянет и все сделает, как надо!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева

«Идеал женщины?» – «Секрет…» Так ответил Владимир Высоцкий на один из вопросов знаменитой анкеты, распространенной среди актеров Театра на Таганке в июне 1970 года. Болгарский журналист Любен Георгиев однажды попытался спровоцировать Высоцкого: «Вы ненавидите женщин, да?..» На что получил ответ: «Ну что вы, Бог с вами! Я очень люблю женщин… Я люблю целую половину человечества». Не тая обиды на бывшего мужа, его первая жена Иза признавала: «Я… убеждена, что Володя не может некрасиво ухаживать. Мне кажется, он любил всех женщин». Юрий Петрович Любимов отмечал, что Высоцкий «рано стал мужчиной, который все понимает…»Предлагаемая книга не претендует на повторение легендарного «донжуанского списка» Пушкина. Скорее, это попытка хроники и анализа взаимоотношений Владимира Семеновича с той самой «целой половиной человечества», попытка крайне осторожно и деликатно подобраться к разгадке того самого таинственного «секрета» Высоцкого, на который он намекнул в анкете.

Юрий Михайлович Сушко

Биографии и Мемуары / Документальное