Воины Новороссии. Подвиги народных героев

— Ну и в одно прекрасное утро, а нам, как обычно, ничего не доводили, карты никакие не показывали, ничего. Лил дождь проливной. И все забились в машины, чтобы не промокнуть. Осталось на улице, может, несколько человек. И в часа три ночи приезжает комбат. «Так, выдвигаемся срочно. Сейчас будем отбивать атаку на нефтеперерабатывающий завод» под Лисичанском. Такой есть на горе. Я: «А как же мы там будем? Опять по семь километров дадут?» — «Да ты не бойся, сейчас там рота ЛНР стоит, а вы ее будете усиливать». Я думаю: две роты, это уже не одна рота, можно и отбиться. Поехали. А пока ехали, ночью забыли командира роты — парня молодого. Он как в машине своей уснул, он так там и остался. Вместе с машиной, экипажем. В общем, с роты, получается, я, как за командира роты остался. Ну, мы приезжаем на позиции. Я подхожу, там бойцы местные. Я говорю: «Где командир ваш?» Они: «Вон в землянке лежит. Спит». Я: «Ну, будите его, сейчас будем организовываться». Вот мы разбудили этого командира. Я у него спрашиваю: «Сколько у тебя людей?» А этот командир Серый, вот, по-моему, убили его. Сказали, все, кто там был, их уже нету. Все они погибли. Он был учителем то ли физики, то ли математики. Я: «Сколько людей. На карте написано, здесь рота стоит» Он: «У меня девять человек». Я: «Да как, а где остальные?» Он: «Убили всех…» Я: «Ну ладно, у тебя есть противотанковые средства?» Он: «Да. ПТУР есть». А комбат нам сказал: «Машины туда не везите, потому что квадрокоптер летает и вас артиллерия поперебьет. Машины оставьте здесь, бронегруппу, а сами идите пешком на позиции. Ну где-то километра два идти». Все, мы боеприпасы забрали, пошли на позиции. Чего за позиции? Никто ничего не объяснил. Чтобы вы представляли, все позиции засыпаны «лепестками» (минами. — Примеч. авт.), как осенними листьями. Вот есть одна тропа, по которой можно пройти. Шаг влево, шаг вправо — все. Точно, взрыв будет. И только мы всей гурьбой идем, знаете, как туристы, с сумками-коробами, и тут бах — мина летит. Как она шандарахнула, я только успел в окоп запрыгнуть. А обратно выглянул: есть раненые? Вот представляете, в роте 74 человека, так из 74 не осталось не одного, все исчезли, как сквозь землю провалились. Уж кто какую щель нашел, тот в такую щель и забрался. Одна мина прилетела, и вроде тишина. Потом минут через десять начался обстрел. Видать, они нас нащупали, начали обстреливать. Стреляют, стреляют, минами кладут, кладут. Земля трясется, но, как вам сказать, вот когда я туда шел — меня часто спрашивают: страшно было или нет, — когда я подходил туда на передовую, было страшно. И у меня такая мысль была: «Ну сегодня, наверно, меня здесь и убьют». Вот я так думал. Но делать нечего, потому что на мне ответственность. Я же не могу развернуться и уйти, даже если очень захочется. Во-вторых, я сейчас развернусь, уйдет еще кто-нибудь. А если еще кто-нибудь уйдет, то какой я урон вообще нанесу нам. Правильно? Поэтому, конечно, у меня такие мысли были. Я пошел вперед. И мы залегли в этих окопах. А эти окопы — старые позиции ЛНР, их выкопали. Проходит какое-то время, и ко мне солдаты выходят не из моего взвода, а со второго. И они мне говорят, получается, офицеров больше нету, ты один офицер. А другие два офицера — командира взвода где-то в окопе лежат, и никто не знает, где они. Я командир первого взвода, а там второго и третьего. Но командир первого взвода в отсутствие командира роты всегда за него остается. И они мне говорят: так и так, ситуация такая. Второй взвод ушел туда дальше вправо на крайние позиции. И там до позиций украинцев двести метров уже остается. И до них есть участок, который неприкрытый. Там ни леса нету, ни окопов, ничего нет. И их там хорошо простреливают. То есть надо пойти туда посмотреть, какая там ситуация, чтобы какие-то решения принять. То ли усилить или отступить. Как-то поступить. И в это время, пока мы с ними рассусоливали рядом с окопом, выезжает танк и начинает там ездить. Его не видно, но слышно. Я иду к командиру роты Серому и говорю: «У тебя ПТУРы есть?» — «Есть». — «Ну так давай, там танки ездят». Он: «Не может быть». Я: «Ну как не может, я сам слышал, старый дизель. И он там работает. Точно, танк есть». А он говорит: «Это тебе показалось». И только он сказал «показалось», фугас танковый рядом как жахнет. В общем, нас начинает обстреливать танк. А я пошел на позицию, в бинокль смотрю, выезжает танк и за бугорок прячется. И стреляет. Ну, может, километра полтора. Я говорю: «Давай, артиллерию наведем на него». А у наших артиллерии нету, ее куда-то отправили под Херсон. В то время Херсон еще наш был. И дивизион наш туда уехал. Я говорю: «У вас артиллерия есть?» — «Есть». — «Давай, артиллерию наведем и разобьем его. Хотя бы выезжать не будет». — «Да разве его вычислишь? Пока я наведу, он уже уедет». Когда он отстрелялся — бк отстрелял, он уехал. Я секундомер беру, засекаю. 41 минута проходит, то есть ему нужна 41 минута, чтобы зарядиться и приехать обратно. А ПТУРом, я с ПТУРщиком разговаривал: «Возьмем мы его?» — «Нет, не возьмем». Там получается промежуток между двумя посадками узкий. И он появляется на таком расстоянии, когда ПТУР не долетит до него. То есть пока он долетит, он заедет за посадку уже. Все, мы его не возьмем так. Танк отстрелялся второй раз. Я опять, 41 минута, и он отстреливается. И я понимаю, что там ребята и пройти к ним не могу, потому что сейчас начнет танк стрелять, мины будут лететь. Я туда не дойду просто. А они, получается, отрезанные остались. Потому что участок простреливаемый.