Войны новых технологий

Пропаганда гибридной войны разговаривает на языке масок еще сильнее, чем простая пропаганда. Все в ней спрятано за масками, люди действуют так, как это нужно для нарративов – это Спасители и Герои против Врагов. Они освобождают Жертву – целый народ.

Мир всегда выигрывают на двух площадках: на поле боя и на поле медиа. И часто именно второй выигрыш оказывается более важным, поскольку он предопределяет первый – победу на поле боя. Поле медиа доступно всем, а поле боя – только ограниченному кругу лиц.

Следствием этого является усиленное внимание к словам, символически описывающим реальность. Давно известно, что реальность – это ее описание. Мы действуем так, как задано этим описанием.

В этом опасность именно гибридной войны, поскольку она никогда не говорит, что является войной, поэтому она программирует ответные реакции, не похожие на ответ на войну, тем самым атакующая сторона получает дополнительные преимущества.

Дж. Лакофф хорошо показал, например, что война с террором является войной со способом действия, поэтому такая метафора задает войну, которая не будет иметь конца [1]. Причем «война с террором» была введена в массовое сознание в момент травмы 11 сентября, поэтому вывести ее практически невозможно. Она употребляется нашим сознанием автоматически.

Первоначально 11 сентября трактовалось в рамках парадигмы преступления. А это вело бы к тому, что террористы являются не героическими солдатами, а преступниками. Именно эту модель применила Британия к своим террористам.

Сегодня эту идею, что война с террором является войной со способом ведения войны, повторил А. Девятов: «Политика – это вопрос власти в формулировке: „Кто враг”? И до тех пор, пока врагом назначен не субъект, но всего лишь средство ведения войны: с ножичком в руках подростка, с поясом шахида на теле девушки, да хоть и со штатным вооружением „сборищ террористов” (де-факто ведущих боевые действия в войсковой организации батальонных групп), война оружия будет вестись с призраком» [2].

Лакофф однотипно разбирает фрейм «война» по отношению к Ираку [3]. Это тоже, как он считает, неправильное использование, поскольку реально это оккупация, в рамках которой возникает понятия выхода из страны. Он пишет: «В случае оккупации проблемой является не зловещий враг – проблемой становится выход. Важные решения в случае оккупации полностью отличны от важных решений в случае войны».

Гибридная война страшна и опасна тем, что ее как бы и нет. Она прячется, правда, не за отсутствием оружия, а только за отсутствием формы и знаков отличия. Но гибридная война страшна еще и из-за возрождения пропаганды. Забытый инструментарий вдруг захватил медиа и мозги. Причем не только в двух странах, а на всей планете.