Покинув Лхасу еще до полудня, мы сели на свой семидесятый поезд и узнали, что Марку забронировали отдельное купе, что означало, что нам придется разделить свое с двумя другими пассажирами, которые подсядут на пути в Континентальный Китай. Как и на пути в Лхасу, обратно мы тоже ехали в основном в компании китайских пассажиров и еще, как теперь выяснилось, с немецкой экскурсионной группой. Группа тибетских монахов постепенно покинула поезд на первых нескольких остановках: они сходили на пустынные платформы и стояли там в своей бесформенной свободной одежде, щеки горели красным на холоде и ветру. Я испытала необъяснимое чувство вины и вновь отодвинула шторы, закрепив их на крючках по бокам, чтобы купе осветилось тибетским магическим светом в последний раз. Хотя неутомимой китайской машиной пропаганды продвигалась совсем другая идея, этот поезд ровным счетом ничего не делал, чтобы улучшить жизнь в Тибете, скорее наоборот, он помогал китайцам хань понемногу уничтожать самобытную культуру тибетцев и брать от них по максимуму. Апологеты, отстаивающие правомерность появления этого поезда, утверждают, что он не просто модернизировал, а произвел революционный переворот в жизни тибетцев. Они ничем не отличаются от тех, кто настаивал на том, что британцы подарили Индии железные дороги, игнорируя тот факт, что строительство этих дорог служило не столько жестом доброй воли, сколько стало возможностью управлять колонией более эффективно, позволило получить более удобный доступ к богатствам страны и набить карманы за счет денег налогоплательщиков, которые и оплатили это дорогостоящее мероприятие. Планируемое сооружение высокоскоростной железной дороги, которая, словно пуповина, свяжет Чэнду и Тибет, только ускорит процесс материального опустошения региона. И вот мы, сами того не ведая, просто оказавшись пассажирами этого поезда, становимся невольными соучастниками, помогая этому бизнесу оставаться на плаву, оправдывая его существование. Я надела наушники и стала вглядываться в оттенки темно-синего и бирюзового цвета, которые смешивались между собой на глади бескрайнего озера. Только изредка ее нарушали еле заметные волны, создаваемые легким бризом. Только блики солнечного света и вода – простой, но от этого не менее бесподобный вид. Прокручивая в голове разговор с Люси, я почувствовала некоторое облегчение, вспомнив, что она признала, что иностранцы становятся глазами и ушами для тибетцев, которые с жадностью поглощают информацию из путеводителей, чтобы узнать новое и получить ключ к тому, что находится вне их понимания. И, хотя у них вряд ли будет возможность покинуть пределы Тибета, рассказанные ими истории не сдержат ни горы, ни границы.
Джем опустился на корточки и развернул карту на своей полке, чтобы изучить наш дальнейший маршрут. После почти семи месяцев, проведенных в дороге, наше путешествие подходило к концу: начиная с настоящего момента мы держали путь обратно в Лондон. Хотя Марк и не имел шанса прокатиться по Трансмонгольской железной дороге, мы точно решили, что второй раз на том поезде не поедем. Мысль о том, чтобы провести еще 11 дней, питаясь чесноком и лапшой быстрого приготовления, была невыносимой сама по себе. Вместо этого мы решили проехать по Великому шелковому пути, подняться вверх к провинции Синьцзян на северо-западе Китая, затем пересечь границу в Казахстане и, промчавшись по территории России, направиться обратно в Европу. Наш первоначальный и более амбициозный план заключался в том, чтобы из Казахстана доехать до Узбекистана, Туркменистана и Ирана, откуда на «Трансазиатском экспрессе» можно добраться из Тегерана в Тебриз, а затем наперерез к Анкаре и Стамбулу, откуда не составило бы труда добраться до Восточной Европы. Но спустя несколько дней после того, как мы навели справки и раздобыли нужную информацию, мы поняли, что из-за череды произошедших террористических атак вдоль юго-восточной турецкой границы, такая возможность испарилась, причем на неопределенный срок.