Вокруг света с «Зарей»

Через несколько минут вся стая этих тропических родственниц наших летучих мышей исчезает из виду.

Наш проводник срубил в зарослях гроздь бананов и подал одному из мальчиков. Бананы должны были полежать с неделю, чтобы дозреть. Видимо, ребята хотели отнести их домой, и мы удивились, почему они сорвали их сейчас, а не на обратном пути. Пошли дальше. Минут через десять перед нами неожиданно открылась расчищенная поляна. По ее краям росли высокие кусты, обсыпанные красными цветами. Рядом ананасы выбросили пышные метелки соцветий. Впереди, над самым обрывом, хлебное дерево грело на солнце свои зеленые плоды. В центре поляны на низком плоском постаменте стояло скромное надгробие. Кое-где от него были отколоты куски цемента, и оно все было испещрено именами посетителей. На передней и боковых сторонах надгробия укреплены бронзовые плиты. Мы прочли:

РОБЕРТ ЛУИС СТИВЕНСОН

1850–1894

Дальше шли восемь строк стихов.

— Это его «Реквием», — сказал курчавый мальчик. И он запел приятным дискантом:

Под широким и звездным небом
Выройте могилу и положите меня.
Радостно я жил, и радостно умер,
И охотно лег отдохнуть.

Вот что напишите в память обо мне:

Здесь он лежит, где хотел лежать;

Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря,

И охотник вернулся с холмов.

— Это теперь наша народная песня, — сказал мальчик, — Мы все ее поем. На другой стороне она написана по-самоански. А впереди плита поставлена его женой, Фанни Осборн, через двадцать лет после его смерти.

Вверху на плите была надпись на самоанском языке:

О ле Оли Олисаса о Тузитала

«Тузитала» по-самоански — слагатель историй. Это имя дали Стивенсону, когда появилось первое печатное произведение его на самоанском языке — рассказ «Дьявольская бутылка». Тема рассказа заимствована из полинезийских сказок. Но самоанцы любили его не только как писателя. Пять лет жизни на Самоа Стивенсон посвятил борьбе против угнетения местного населения. Он писал гневные статьи и письма. Он даже обращался к германскому императору с призывом остановить бесчинства его чиновников на Самоа. Самоанцы помнят Стивенсона и считают его своим.

Мы удивились, когда мальчики уселись на надгробие, а наш проводник улегся спать на постаменте, положив под голову бутылку.

— Он сказал, чтобы после его смерти мы приходили сюда и отдыхали на его могиле. И охотник чтобы пришел посидеть на этом камне, и моряк…

Мальчик не называл Стивенсона по имени.

— И место мы выбрали, чтобы отсюда он видел море. И небо, и лес…

Место было действительно изумительное. Слева, на склоне, насколько хватало глаз, простирался океан. Белая нитка прибоя, коралловые рифы, затем голубые спокойные бухты, пальмы, соломенные крыши домов и плантации. Ровные ряды деревьев взбираются на горы. Зеленые с рыжими подпалинами — это кокосы, светло-зеленые, похожие на салат рыхлые кусты — бананы. Дальше темно-зеленые купы мускатного ореха, между ними ряды какао. А там, где плантации отступают, — леса и горы. Вершины прячутся друг за другом, постепенно теряясь в дымке.

— Вы можете ножом расписаться на могиле, — сказал мальчик. — Или отколоть на память кусочек камня. Так делают все туристы. Все равно ее покрывают каждый год новым слоем цемента.

— Нет, старина. Мы не будем откалывать камня.

Док вырезал тесаком кусок дерна у левой стороны постамента и выкопал ямку. Мы пожалели, что не захватили с собой ни бумаги, ни карандаша. Но выход нашли: опустили в бутылку советские значки с видом Кремля и Красной площади, значок с нашей ракетой, летящей к Луне, несколько спортивных. Мы заткнули бутылку деревяшкой и осторожно закопали ее. А когда прикрыли дерном, то нельзя было уже определить, где наш тайник.

— Вы возьмете бананы? — спросил я у мальчиков.

— Нет. Они останутся для тех, кто придет позже. Пусть дозреют.

Теперь можно было уходить. Мы в последний раз взглянули на серый камень и пошли по тропе, которая зигзагом уходила вниз, к дороге на плантацию. По пути мы искупались у водопада, сделали на память несколько снимков, а через час были уже на дороге. Отсюда, снизу, могила не видна. Только на вершине горы, над самым обрывом, можно различить раскидистое хлебное дерево. Мы повернули к шхуне.

Если кто-нибудь из прочитавших эту книгу когда-нибудь попадет на остров Уполу, поднимитесь на гору Ваэа. Могила Роберта Луиса Стивенсона с северной стороны. В полутора метрах от передней стены вы откопаете бутылку с нашими значками. Опустите в нее записку: «Немагнитная шхуна «Заря». 4 февраля 1963 года».

Тому, кто исполнит нашу просьбу, мы будем благодарны.

* * *

Четыре с половиной века минуло с тех пор, как европейцы впервые познакомились с какао. Теперь это небольшое деревце из Нового Света распространилось по всем тропикам. Ежегодное мировое производство какао достигает сотен тысяч тонн.