Вокруг света за 100 дней и 100 рублей

Еще пять часов мне пришлось простоять у выезда на Десятый хайвей. Поток машин был жидким, как прослойка того гамбургера, который я нашел на ближайшей помойке, чтобы плотно отужинать. Любой путешественник, в какой-то момент скатывающийся в американскую асоциальность, занимается дампстер-дайвингом, и я не был исключением.

На улице становилось находиться отвратно — не от холода и дождя, а скорее от осознания пропащести ситуации и себя самого. Я зашел в магазин и протянул руки над жарящимися сосисками, чтобы согреться. Завязался разговор с мужчиной, представившимся Роном, который эти сосиски купил. Стало казаться, что лучше стопить в магазинах — Рон ехал в нужном мне направлении и спустя десять минут разговора согласился подбросить на сорок миль.

— Я ни разу не подвозил незнакомцев в машине, understand? Ты вроде нормальный парень, но главное, чтобы об этом не узнала моя жена.

Мы затрещали по черной дороге, изредка сбивая капли и насекомых.

— Дмитрий from Russia, значит, ты путешествуешь вокруг планеты за 100 дней, имея только два доллара на старте. Я согласился тебя везти, но взамен ты должен ответить на несколько моих вопросов, гуд?

— Олрайт.

— Какими транспортными средствами ты передвигаешься?

— Какими придется. На данный момент это автостоп.

— Но откуда ты можешь знать, что тебя кто-то повезет?

— Я этого не знаю, но надеюсь на это.

— То есть ты едешь на своей надежде?

— Немного не так, скорее я бы назвал это верой, faith.

— Я верю, что завтра просто так получу тысячу долларов. Очень хочу этого, но вряд ли это случится, right? Так почему ты думаешь, что твоя вера тебя спасает?

— Она настоящая. Не слепая и алчная, а простая и безоговорочная. Она похожа на прорыв, когда ты не делал какое-то действие и не знаешь, каково это, но совершаешь его. Например, никто в мире до две тысячи девятого года не бегал стометровку быстрее девяти секунд и шестидесяти миллисекунд. Но Усэйн Болт пробежал. Откуда он знал, что это возможно? Ниоткуда, он стопроцентно верил, тренировался и делал.

— Неясные слова, Дмитрий. Как можно брать и делать то, чего не умеешь?

— Если верить в это. Люди идут не за планом человека, а за его идеей, в которую он безоговорочно верит. Перед отправлением в путешествие я не составил маршрута передвижения, не прочитал ни одной статьи про жизнь в Китае или Америке, не купил ни одного билета. Я был без понятия, где буду ночевать, что буду есть, и уж тем более не мог знать, что окажусь в штате Миссисипи на соседнем сиденье с вами, Рон. Но я безоговорочно верил в свою кругосветку. И верю в нее до сих пор. По-другому быть не может — я обязательно совершу ее в срок. Мне кажется, именно штука, которая называется верой, отличает нас от животных. Когда все не получается, из рук вон плохо, спасает безошибочная вера. Я как будто сам становлюсь ей. И это здорово!

— То есть то, во что ты веришь с благим намерением, становится частью твоей жизни?

— Не совсем так, но looks like that. Один великий человек сказал: да будет тебе по твоей вере.

Рон замолчал. В тишине мы преодолели оставшиеся мили, пока он крепко не пожал мне руку, высадив на каком-то повороте со словами: «Здесь ты легко остановишь машину!» Я не стал спорить и вывалился на улицу под редкий накрапывающий дождь. Разговор оставил приятную сладость.

Вокруг раскинулась обычная деревенька. Кажется, именно в таких местах и кроется настоящая Америка — со своими нравами и духом. На побережья, где экономика приподнята, стремится молодежь и мигранты, а настоящие, «видавшие» жители США, переезжают в глубь континента. Я простоял на трассе около часа, махая рукой и разглядывая таблички ближайших заведений. Потом зашел погреться в каждое из них, и снова вышел на дорогу. В общей сложности три часа автостопа не дали никакого результата. Тогда я направился в пиццерию, которая недавно служила мне грелкой. В десять вечера она закрылась, и мне хотелось пробраться внутрь, чтобы заночевать на стульях, а с приходом первой смены незаметно срулить. Все двери дружили с сигнализацией, и на помощь пришел старый добрый способ. Я обогнул пиццерию, прикрыл рукой камеру наблюдения, отодвинул вход на внешнюю лестницу и вскарабкался на крышу двухэтажного здания. Здесь хранились бойлеры и груды уборочных инструментов. Но меня интересовало не это. На другой стороне крыши над парадным входом располагался логотип заведения с манекеном огромной гавайской пиццы, наклоненной вбок. Он-то мне был и нужен! Я забрался под навес, расстелил пенку, бросил спальник и обнял рюкзак. Где-где, а спать под пиццей мне еще не приходилось! Возможно, плотному сну способствовали круглые куски салями, а может, и свесившийся каплями кетчуп, но уже через десять минут, толком не вспомнив подробностей дня, я засопел, завернутый в кожуру спальника, как грудное дитя, укутанное в пеленки.