Вокруг света за 100 дней и 100 рублей

Я сел на картонку из-под бананов и под шум капель заговорил с парнями про нелегкую судьбу. В «бомжи» ведут разные петлистые многополосные дороги, но из них — пара едва заметных заросших тропинок. Протесты обществу, приправленные гордыней, осознание себя вне стада, свобода, романтика, обязанности на отрицательном уровне — все это переполненными фурами поставляется в их жизнь, разгружается и ввозится вновь. В России бомжам принято нажираться в хламину и жаловаться на несправедливое прошлое преподавателя по матанализу или члена свидетелей Иеговы. Местные же, как и все люди в Штатах, укуривались травой, получали свои честные пособия в виде восьмисот баксов в месяц, обедали за углом у халявной раздачи и напрочь отказывались побираться где бы то ни было, кроме улицы.

Что отличает путешественника без денег и бомжа? Со стороны, кроме здоровенного рюкзака с техникой и палаткой, ничего. Идея кроется в той самой самоидентификации, осознании себя в абсолютной системе отсчета. Если на протяжении десяти лет общество минуту за минутой твердит, что ты никому не нужный бичара, надо сильно постараться, чтобы в своем сознании смоделировать поступки небомжа, а потом и стать небомжом. Но главное отличие кроется в другом. Бомжи берут и ничего не отдают.

— Эй, псс! Подь сюда! Андерстэнд, мэн? — Улыбчивый мужик махал мне из-под соседнего козырька магазина. Я взвалил на спину рюкзак и зашлепал к нему по лужам.

— Я Дэниэл, Чикаго, Иллинойс. Ты откуда сам?

— Хей, мэн. Меня зовут Дима, я из России.

— Оу, чувак, по ходу, ты издалека. Это вест кост или ист кост?

— Это такая холодная страна за океаном, самая большая в мире.

— Хрен знает, где там тебя черт носит. Ну, да ладно, садись, вижу, ты подмок.

Дэниэл приехал из Чикаго на заработки строителем, ибо на северах Штатов зимой было холодно, а из-за кризиса многие стройки заморозили. Мы были очень голодны, я достал пачку кексов, которую последние двое суток берег для моих возможных хостов в Майами. Сидя на полу, мы жевали всухомятку, а потом выбегали из-под укрытия, раскрывали рот и глотали капли ливня.

— Чувак, все эти ребята с улицы — лузеры по жизни. У них не хватает отваги встать на ноги. Они потеряли себя и никогда не найдут. Все, финал, их жизнь кончилась еще вчера, а сейчас переходное состояние в смерть. Мы-то не такие! Посмотри на меня — я каждый день ищу работу строителем на craigslist, стучусь на стройки и вешаю объявления с телефоном. Хоть его и стырили — неважно, но я пытаюсь! Прошло две недели, все мои вещи украли, работы как не было, так и нет — но я верю! И это главное, чувак, понимаешь. Здесь, в Майами, никто не скажет тебя с утра «гуд морнинг», все просто проходят мимо с забитыми головами. У нас в Чикаго прохожие каждый день покупали мне кофе и бургеры, а вчера я целый день просил сандвич — и хрен! Я же не деньги прошу, а еду. Здесь всем на тебя наплевать. Но я не сдаюсь, улыбаюсь каждому дню и человеку, ведь этот мир — крутая штука! Не так ли?

Я молчал. В тот момент мне тяжело было дать миру оценку «круто» или «некруто». «Of course it’s fucking amazing!» — улыбнулся Дэниэл. Мы болтали о жизни в Чикаго, его семье, работе строителем и кубинских женщинах. Он предложил разделить картонку на двоих, но я вежливо отказался. Спустя полчаса мы попрощались.

ПРАВИЛО ПУТЕШЕСТВЕННИКА № 6: спать можно везде, где сухо, тепло и никого нет. Иногда можно довольствоваться только двумя пунктами из трех.

После того как я потренировался вжиматься в полтора квадратных метра под навесиком, мне открылась простая правда: на улице ночуют некреативные бомжи. Правило путешественника номер шесть: спать можно везде, где сухо, тепло и никого нет. Иногда можно довольствоваться только двумя пунктами из трех. От лобби пятизвездочных отелей и станций МЧС до монастырей и раскрытых палаток в круглосуточном туристическом магазине. В этот раз ливень не одобрил мою затею лезть на ближайшую крышу, и нужно было искать местечко потеплее. Я зашел на ближайшую парковку, где навстречу сразу вырулил охранник:

— Hello, mister! Хуаю?

— Гуд найт! Ник Блэк, намбер севенти фор, — бесприкословно ответил я. Мне было неясно, что может означать это число — номер парковки, комнаты или мой возраст, — но американцы любили цифры, поэтому для уверенности нужно было ими пичкать побольше.