Вода в котелке тем временем закипела. Дед высыпал в нее из полотняного мешочка несколько горстей кукурузной муки, которую дал ему Муйо, размешал и положил сало. Они поели.
Улегшись на лежанку, оба долго смотрели, как светились в темноте, словно кошачьи глаза, угольки в очаге и гасли. Джуро уже задремал, когда мальчик спросил его:
— Дедушка, а как стать сильным?
— Я тебя этому научу. Не спеши! Нельзя узнать все сразу. Сначала надо стать сильным духом… а для этого нужно побороть страх. Страх не будет тебя мучить, если ты перестанешь о нем думать. Знаешь, человек больше всего боится того, чего не знает. Я разгоню все твои страхи! А теперь давай спать. Утро вечера мудренее.
Весь следующий день они шли по нескончаемому лесу. Временами на их пути попадались окопы и пулеметные гнезда. Было видно, что гитлеровцы и здесь снарядов не жалели.
Там, где недавно прошли бои, деревья были иссечены осколками и пулями, сломаны и расщеплены снарядами, земля разрыта. В местах, где враг настиг беженцев, в лесу валялись сломанные подводы, черепа коров и лошадей, лохмотья одежды. Над останками животных кружило воронье. Шорох крыльев сопровождался заунывным карканьем. Птицы кружили то выше, то ниже, точно досадовали на незваных гостей, нарушивших их покой.
— Ты посмотри на них… Как расплодились за войну! А сколько теперь будет волков…
Дед часто останавливался, чтобы перевести дух и рассказать, как партизаны сражались в окружении.
«Пусть мальчик знает… Если останется жив, он никогда этого не забудет, — думал дед. — Кто ведает, кого из тех, кто здесь воевал, унесет смерть и кто останется в живых… Мертвых забудут, и все то, о чем не расскажут молодым, уйдет, сотрется из памяти, будто и не было…»
От этой мысли деду стало грустно. Незадолго до войны его вдруг потянуло в те места, где он воевал еще в первую мировую. Захотелось увидеть голубую, как небо, и зеленую, как горные луга, реку Сочу, посмотреть на старые солдатские могилы. Вернулся он расстроенный. Кладбище заросло травой, имена на крестах стерлись так, что их с трудом удалось прочитать, могилы затерялись среди кустов и деревьев, оградки проржавели, и все показалось ему бессмысленным, как и сама гибель многих людей на той войне. Теперь, столько лет спустя, это напоминало мучительный сон…
Джуро надеялся, что на Козаре все будет по-другому. Пусть Душко узнает о сражениях партизан, о героях, о жертвах; пусть изучит козарские леса, чтобы уметь укрыться, когда снова загрохочет бой. Пусть помнит деда, которому, быть может, жить осталось считанные дни…
«Ведь как оно бывает… сто раз увернешься, а на сто первый тебя застигнут врасплох, как Михайло… Слава богу, он вылечился…»
Дед подвел Душко к тому окопу, в котором пережил самые страшные минуты в своей жизни, когда его чуть не задушил гитлеровец. Потом он показал внуку места, где погиб отец Остои и где контузило Боро.
Вокруг не было ни души, только птицы кружились над головой. Кровь впиталась в землю, дождь смыл следы огня, ржавчина покрыла мятые каски.
Спустившись к пещерам, они добрались до укрытия Михайло. Дед зажег фонарик, при тусклом свете которого они увидели несколько ящиков со снарядами и минами. Душко молча слушал рассказ деда о том, какой ужас они испытали, когда пещера задрожала от близких взрывов и на них посыпалась земля. Тогда они решили, что им пришел конец, хотя Михайло и успокаивал, говоря, что гранаты разорвались в другой пещере, неподалеку от них.
Дед рассказал, что тогда, в темной пещере, они чувствовали себя как в могиле. Некоторые шепотом молились. Взрывы продолжали греметь, а их все не засыпало. Нервы были на пределе. Они слышали немецкую речь. Много дней гитлеровцы шарили поблизости, но их пещеру так и не нашли.
Перед тем как вылезти из пещеры, Душко попросил:
— Дедушка, можно, я возьму одну гранату? С оружием мне будет спокойней, чем с пустыми руками.
— Возьми, Душко, но смотри, как бы не случилось беды… Я тебя научу, как с ней обращаться.
Мальчику казалось, что его преследует страшный сон и что он никогда не узнает, сон то был или явь. Но рядом был дед, в верхушках деревьев гудел ветер, в небе среди белых облаков парили орлы — и все это напоминало о том, что он жив, свободен, что вокруг кипит жизнь, о которой он мечтал в лагере каждый день. Мальчуган чувствовал, как он становится сильнее, как отступают кошмары. Он гордился дедом и всеми теми, кто прорвал кольцо окружения и сражался с гитлеровцами. Он хотел быть похожим на них.
Лесник Михайло Чирич лежал в лесном госпитале. Лечился он, можно сказать, сам, так как немногие врачи, оставшиеся в горах, занимались более тяжелыми ранеными. Лесник уже не один десяток лет слыл среди крестьян и лесорубов прекрасным лекарем и большим знатоком лекарственных растений.
Ночью, лежа без сна, он часами смотрел в открытое окно, за которым высоко в небе мерцали звезды, и воскрешал в памяти наиболее важные события, происходившие на его долгом жизненном пути…