— Мельник работал на немцев, передавал им разные сведения, которые выведывал у партизан. И золото усташское хранил, для Куделы прятал.
Ребята переглянулись. Они не могли поверить, что Муйо — предатель. Ведь сколько раз он их выручал. Дедушка Джуро и Михайло давно дружили с мельником.
Увидев, что ребята засомневались, Стипе со злорадством продолжал:
— Бегич и на партизан работал, и на немцев, и на усташей. Но больше всего — для себя, для своего кармана.
— Кто тебя ранил? — спросил Остоя.
— Когда мы возвращались с задания, на нас напали его сообщники, обстреляли. Наши сумели убежать, а меня здесь оставили, но скоро они вернутся, — врал Стипе.
— Стало быть, будет лучше, если мы тебя тут же и убьем, — рассудительно заметил Ванко.
— Ваше дело. Только за это вам придется отвечать перед партизанским командованием.
— Так ты хочешь, чтобы мы позвали лесника и на телеге доставили тебя на Козару?
— Мне один черт, все равно подыхать, но перед смертью хочу кое-кому из наших отомстить и кое-что сообщить партизанскому начальству, — выдумывал Стипе.
Ребята снова растерянно переглянулись. Наступила такая тишина, что было слышно, как жужжат слепни да пищат комары.
Стипе говорил и говорил, лишь бы только оттянуть близкую смерть. Он все еще не терял надежды на спасение.
Жужжание насекомых напомнило Душко о маленьком Лазо, которого усташи убили только за то, что он нарвал себе слив с дерева. Стипе же, не спуская глаз с ребят и видя их нерешительность, говорил:
— Есть один выход, ребята… Отпустите меня лучше. Матерью клянусь, всеми своими домашними, что до конца войны вас никто и пальцем не тронет…
— Хочешь обмануть нас, — решительно прервал его Остоя.
Он подозвал ребят, и они, спрятавшись за деревьями, чтобы Стипе не мог их слышать, решали, как поступить. Первым сказал Остоя:
— Нечего время тянуть. Стипе брешет как собака. Ничего важного он партизанам не расскажет. Казнить его, и все тут! В любой момент сюда усташи могут нагрянуть. Казнить его должен ты, Душко.
Душко молчал. За всю свою жизнь он даже муравья не обидел, а тут вдруг такое — человека казнить! Глядя на маленькие, прищуренные глазки усташа, он вдруг почувствовал отвращение. Стоит ли об эту мразь руки марать?
— Если ты его не убьешь, это сделаю я! — решительно заявил Остоя. — Мы с тобой друзья, и твой дед спас мне жизнь.
Видя, как переживает Душко, Боса подошла к нему, крепко взяла за руку:
— Душко, это должен сделать ты, только ты.
— Хорошо, я сделаю это.
Солнце почти скрылось за горой. Густая тень закрыла долину. Догорали последние лучи солнца.
Остоя подошел к усташу:
— Стипе Баканяц, от имени всех козарских детей мы приговорили тебя к смерти. Приговор исполнит Душко Гаич. Он отомстит за свой род, за всех тех, кого ты зверски замучил.
Стипе тупо уставился на паренька с пистолетом…
Перед глазами Душко снова все поплыло. Тело его напряглось. Он отступил от Стипе на четыре шага, немного успокоился. Ребята, стоя полукругом, молчали и напряженно ждали.
Душко двумя руками поднял тяжелый пистолет. Усташ был совсем рядом. Глаза его вылезли из орбит, со лба лил пот, он весь дрожал в ожидании расплаты.
Сухой выстрел прогремел над долиной. Потом еще один, еще…
— За отца, за деда, за маму!.. За Илию, за Вуку, за Ненада, за Лазо!.. За всех замученных на Козаре!.. — вырывалось у него из груди. Он расстрелял всю обойму.
Голова усташа с взлохмаченными волосами ржавого цвета безжизненно упала на грудь. Стеклянные глаза уставились в жирную, влажную землю. Рубаха его покрылась кровавыми пятнами.
— Мертв, — чуть слышно произнес Душко, с трудом шевеля пересохшими губами. Взглянув на обступивших его ребят, он прочел в их глазах одобрение и восхищение.
— Теперь он уже никуда не убежит, никому больше не сделает зла, — тихо заметил Остоя.
— Получил по заслугам, — добавила Боса. — Его бы по кусочкам резать надо было…
Михайло как-то говорил им, что такой зверюга, как Стипе Баканяц, живуч как кошка и хитер. Несколько раз он попадался в руки партизанам, и каждый раз ему удавалось бежать.
Под деревьями легли густые тени. Ребята отвязали труп Стипе от дерева, оттащили в лес и там закидали ветками, чтобы усташи его сразу не нашли. А затем пошли по домам.
В погребе родного дома на Совиной горе умирал партизан Боро Гаич. Тиф и ранения сделали свое дело. Боро страшно исхудал, ослаб, но в глазах его еще светилась надежда на выздоровление. Больше всего на свете он любил землю, на которой родился, землю Гаичей. Никогда он не был так счастлив и горд, как тогда, перед боем на Козаре, когда дед Джуро сказал ему: «Боро, ты наследник земли Гаичей. Будешь хозяином дома, продолжишь дело наших предков и наш род».
Эти слова помогли ему, раненому и больному, преодолеть немалое расстояние через горы и долины, чтобы собственными глазами еще раз взглянуть на родной дом. Правда, пожар уничтожил все дома в селе, но земля осталась.