Солнечные лучи с трудом проникали в погреб, и Боро казалось, что он лежит в гробу. Перед его глазами возникали разорванное на части небо, языки пламени, расколотые скалы, горящая земля. Когда сознание возвращалось, снова вспоминалось далекое детство. Ему казалось, что он вышел на пашню, широкую, до самого горизонта, и почувствовал дыхание свежевспаханной земли. Земля дышала, он шел, бросал в нее зерна… А потом он корчевал деревья, чтобы на их месте посадить сад и смотреть, как набухают по весне почки на саженцах. И еще казалось ему, что дома его ждет жена Дара, та самая Дара, что была вместе с ним в партизанской бригаде… И маленькие ребятишки тоже ждут его…
Боро всегда любил Дару, даже когда она была невестой Илии, погибшего в начале войны от рук усташей. Как же он любил ее! Но счастье обычно никогда не бывает долгим. «Большое счастье всегда несчастье кличет», — часто говаривала мать Боро. В одном из боев, когда Дара выносила на себе раненых, ее сразило осколком. Боро сам вытащил ее из-под огня. Смертельно раненная, она умирала у него на руках и все время просила: «Боро, помни обо мне… Видно, не суждено мне стать твоей женой…» Так и умерла она, со взглядом, устремленным к чистому небу.
Силы постепенно оставляли Боро. Сколько раз приходила ему в голову шальная мысль застрелиться, но всякий раз он отметал ее, помня слова деда, что самоубийцы — это безвольные люди, плохо прожившие свою жизнь.
Он проснулся, когда в погреб спустился Душко. По лицу младшего брата Боро понял, что произошло нечто важное.
— Боро, я убил его…
— Кого ты убил?
— Стипе Баканяца, который наших мучил. Он признался, что и деда нашего убил на мельнице…
Неожиданно к Боро вернулись силы, и он, преодолевая слабость, произнес:
— Братец ты мой милый, с какой радостью я обнял бы тебя и расцеловал. Ты — гордость нашего рода, рода Гаичей… Ты честно выполнил свой долг, отомстил этому зверю за всех. Какое было бы счастье, если хотя бы ты единственный из всех нас остался бы жив…
Боро опять впал в забытье. Придя в себя через некоторое время, он позвал ребят, и они спустились в погреб. Боро словно подменили. Даже голос его теперь звучал громче.
— Душко, — сказал он брату, — я умираю. Ты спас нашу честь, и потому я умираю со спокойным сердцем. Отдаю тебе свою винтовку, командирский планшет и гранату. Когда-то дед Джуро завещал мне нашу землю. Теперь я передаю ее тебе. Война кончится, ты построишь новый дом, женишься, останешься здесь, на Козаре. Род Гаичей должен продолжаться. Так завещали нам дед, отец, мать… Так завещаю тебе и я… — Боро говорил все тише и тише. Из темноты на ребят смотрело его измученное лицо. — Душко, обещай, что исполнишь это мое последнее желание.
— Обещаю… — По лицу Душко текли слезы.
Друзья неподвижно застыли у постели умирающего.
— А теперь оставьте меня одного, — шепотом попросил Боро.
Один за другим ребята поднялись наверх, где все так же светило солнце и дул легкий ветерок.
Когда через некоторое время ребята снова спустились в погреб, Боро лежал неподвижно, с запрокинутой головой и широко раскрытыми глазами, словно стремился в последний раз увидеть высокие горы, окружавшие его родное село. На исхудавшем лице его застыла улыбка, улыбка человека, который после стольких мук наконец-то успокоился.
Узнав о том, что мельница сгорела, Кудела страшно расстроился. Произошло это в его отсутствие, когда он был срочно вызван в штаб, где обсуждались последствия капитуляции Италии. Теперь, когда две крупные карательные операции немцев против партизан не привели к успеху, он пришел к выводу, что подавить народное восстание вообще невозможно.
На совещании в штабе Кудела сидел с отсутствующим взглядом. Мысли его были далеко. Его мало интересовали последствия капитуляции Италии. Он давно почувствовал, что война проиграна. Жаль только, что он так увяз в этих кровавых делах. Теперь трудно будет отмыться. Его поезд неумолимо, по инерции мчался под откос. Правда, многие из окружающих еще продолжали верить в окончательную победу…
Однажды Кудела решил повидать свою сестру Хелену, у которой после смерти жены Куделы жил его десятилетний сын Звонимир. Она жила в пригороде. Ее муж, важный правительственный чиновник, специалист по экономическим вопросам, слишком уж верил геббельсовским словам о преимуществе высшей расы, к которой относил хорватов. Их он считал дальними потомками вестготов, которые случайно восприняли славянский язык, а словенцев относил к горным хорватам. Он бездумно повторял и другие подобные же глупости о роли буржуазии и аристократии, о вещах, не имевших никакой связи с реальной действительностью. Будучи выходцем из старой буржуазной семьи, он считал, что долг каждого сознательного хорвата иметь побольше детей, чтобы со временем представители высшей расы заполнили бы пустоты, образовавшиеся на месте уничтоженных неполноценных народов.
К счастью, когда Кудела пришел, муж сестры находился на службе и не надо было вести с ним беспредметных разговоров.