Волчье кладбище

Утром в комнату ворвался Питер. Грохот двери о стену разогнал сны из моей башки, как свору котов по углам подворотни. Я лежал ничком, покрывало валялось на полу.

– Кочински привезли! Под руки ведут.

Моя физиономия вынырнула из подушки.

– Его арестовали?

Питер ухмыльнулся.

– За что, бычий член, его арестовывать? Ему вон как плохо, как пьянчугу шатает. Глянь!

Я неохотно встал и прошёл к окну. Проректора вели под руки Дарт и медицинский сотрудник. Постарел он сразу лет на двадцать.

– Бедняга…

– Да, раздавлен. Хотели в участке допрос вести, но тот суперинтендант разрешил ему вернуться, из-за министра сегодняшнего. Полиция, как оборотни, всю ночь улики с фонариками искали.

– Откуда знаешь?

– С лестницы услышал, несколько офицеров нас всю ночь внизу сторожили.

– А кроме офицеров, никого не встречал?

– Не-а. А должен был?

– Не бери в голову. – Я протёр глаза и потянулся.

Чистое утро пахло душистым клевером из леса, над канареечно-жёлтыми макушками клёнов стлалась безоблачная лазурь.

Кровать Адама была убрана.

– Который час?

– Около половины седьмого.

– Обалдеть. – Я поплёлся из комнаты к умывальнику.

– Да мы пропустим всё! – Питер схватил мои штаны со спинки стула и швырнул их в меня. – Самый смак прошляпим!

Я косо на него посмотрел. Натянул штаны и футболку.

На первом этаже мы прошли мимо двух парней в полицейской форме, клевавших носами, и вынырнули на волю через парадные двери. Пройдя к торцу здания, туда, где было ректорское окно над кустом лещины, мы остановились и прислушались.

– Бычий член, ничего не слышно!

– Нужно ближе подойти.

Мы встали прямо под окном и подтянулись, зацепившись за декоративную кладку так, что смогли заглянуть внутрь. Кочински сидел в кресле у камина к нам лицом. Глаза были закрыты, а голова свесилась, упёршись виском в боковину кресла. Спины суперинтенданта Хиксли и Дарта, восседавших на диване, маячили прямо перед нами.

Дарт повторял события вчерашнего дня – как забрал нас из столовой, как просидел с нами полвечера, как зазвонил телефон без двадцати пяти десять.

Хиксли попросил проректора уточнить:

– Вы звонили из этого кабинета?

Милек Кочински, не отрывая головы от шенилловой обивки кресла и не открывая глаз, сказал:

– Нет, из павильона.

– Там есть небольшой кабинет, – счёл должным добавить Дарт.

– Не могли бы вы повторить поручение, отданное мистеру Дарту? – продолжил допрос Хиксли.

– Мистер Кочински просил меня взять деньги, приготовленные для ремонта церкви, и отнести в дом мистера Диксона, – вновь ответствовал Дарт вместо проректора.

Хиксли, достав блокнот и карандаш, недовольно нахмурился.

– Деньги? С какой целью?

– Сегодня должен явиться министр на прогон спектакля…

– Мне это известно, – раздражённо перебил суперинтендант.

– Мистер Кочински боялся, что лесник может сорвать это важное мероприятие, и решил предложить ему деньги.

Кочински продолжал безучастно лежать в кресле, никак не реагируя.

– Где хранились эти деньги? – спросил Хиксли.

– В моём кармане. Днём мистер Кочински передал их мне, чтобы я, в свою очередь, передал их отцу Лерри, приходскому священнику.

– И где они сейчас? – в упор уставился на Дарта суперинтендант.

– Там же, где и вчера, – Дарт оттопырил борт пиджака и продемонстрировал торчащий край голубого конверта.

– Значит, Диксон не продался? – резко спросил Хиксли.

В его тоне послышались презрение и ехидство.

– Моя профессия учит меня терпению, – сухо вымолвил Дарт. – В ситуации такой, как эта, нужно было действовать очень деликатно. Я пришёл к Диксонам, ожидая, что меня и на порог не пустят. Но мисс Диксон, старшая дочь хозяина, была очень добра, сразу усадила пить чай. Мистер Диксон пребывал в недружелюбном молчании, но потом присоединился к нам. А вскоре вышел из дома, сказав, что переживает из-за своей собаки. Она к этому времени всегда возвращается, но вчера пропала. Я хотел побеседовать с ним после чаепития наедине, но не дождался. Диксон так и не вернулся. Позже мы услышали крики с улицы, люди говорили об убийстве.

– Вы позволите взглянуть на содержимое конверта? – суперинтендант привстал и протянул руку.

Дарт подобрался, достал конверт и вручил его следователю.

– Сколько здесь?

– Сорок фунтов, – сквозь зубы процедил Дарт.

– Ха! Ну и дела! – воскликнул Хиксли. – Да здесь пусто!

Милек Кочински приоткрыл воспалённые глаза и туманно посмотрел на Дарта. Тот неожиданно встрепенулся. Жаль, мы не видели в этот момент его вороньего лица. Оно, должно быть, покрылось меловой бледностью.

– Быть того не может! Дайте-ка! – Дарт схватил конверт.

– Как вы это объясните? – рыжая щётка под носом полицейского встопорщилась от возмущения.

– Ничего не понимаю! Как…

– Кто-нибудь знал, что деньги у вас?

– Никто не знал. Деньги переданы в этом кабинете без свидетелей… Но, понимаете, – тут же поспешил добавить Дарт, – мистер Кочински неоднократно выделял различные суммы – небольшие, в зависимости от нашего материального положения, – на содержание церкви, и всегда эти деньги передавал лично я в руки самого священника.

– И как обычно происходит эта передача?

– В моём кабинете, сэр. Отец Лерри всегда приходит сам.