Волчье время. Германия и немцы: 1945–1955

Ведь дело было не только в любви, но и в средствах к жизни, а наемный труд многие женщины считали далеко не самым великим счастьем на земле, тем более что ситуация на рынке труда вскоре снова изменилась не в лучшую для них сторону. Там женщины опять вступили в жесткую конкурентную борьбу друг с другом. Одинокие оказались в выигрышном положении: если женщина уже была «обеспечена», то есть была замужем и тем не менее хотела зарабатывать деньги, ее клеймили как ненасытную паразитку, отнимающую хлеб у других. Власти, ссылаясь на огромное количество незамужних женщин, которых необходимо было обеспечить работой, развернули настоящую кампанию против «двойных заработков» и граждан, стремящихся к непропорциональному обогащению. 5 мая 1952 года Kölnische Rundschau писала: «Женское население настолько превышает мужское, что это вызывает серьезную тревогу. Поскольку не все могут выйти замуж, многим приходится искать работу. Разве можно мириться с тем, что хорошо обеспеченные замужние женщины отнимают у необеспеченных женщин рабочие места?» Во многих федеральных землях женщины-чиновницы, чьи мужья тоже занимали административные должности, были уволены по причине их материального благополучия – якобы с целью дать им возможность заниматься воспитанием детей, а также «упрочить их семейное счастье».

Женская солидарность, выдержавшая серьезные испытания на прочность в тяжелые времена, постепенно сходила на нет. С первыми скромными успехами в достижении материального достатка и образовании семейных уз усиливались недоверие и враждебные чувства женщин друг к другу. Прошло то время, когда они мирно делили малочисленных кавалеров в танцевальных барах, меняя партнеров в танце по хлопку в ладоши. Особенно опасными считались молодые солдатские вдовы. Дочь одной такой вдовы вспоминала: «Для меня было тяжелым испытанием видеть, как „нормальные“ семьи сторонятся моей матери. „Нас, солдатских вдов, никогда не приглашали в гости семейные пары, – писала она потом в своих воспоминаниях. – Мы были как прокаженные. Нас все старались избегать“… Женщины, мужья которых вернулись с войны, отгораживались от тех, кому в этом смысле не повезло; безмужние женщины оказались в изоляции; бездна, разверзшаяся между „санированными“ и „тяжело травмированными“, так и осталась непреодолимым препятствием. Подруги у моей матери были лишь среди других солдатских вдов».[151]

Ситуация обострялась по мере нормализации жизни. За волной разводов последовала волна бракосочетаний. Свежеиспеченные семьи въехали во вновь отстроенные квартиры и принялись налаживать свою нормальную жизнь. Те, кто остался один, имели все шансы навсегда сохранить этот статус.

После войны количество разводов выросло вдвое по сравнению с довоенным периодом и к 1948 году побило все рекорды. В это же время поиски новых партнеров тоже приняли широкий размах. Небывалый брачный бум в 1950 году привел к тому, «что рынок брачных партнеров был почти полностью исчерпан». Из поколения мужчин 1922–1926 года рождения женились почти 100 %. Параллельно с этим упали шансы женщин на рынке труда; мужчина снова утвердился в роли главы семьи.[152][153]

Преобладание женского населения над мужским серьезно деформировало самосознание женщин, мужчины же успешно пользовались преимуществами своего положения. Их самооценка, сильно пострадавшая после возвращения домой в связи доминированием женщин, вновь резко возросла. Мужской идеал того времени вновь прибрел черты кавалера старой школы, который упорно, несмотря на капризы и своенравие женщины, добивается ее благосклонности при помощи рыцарских приемов обольщения. Не случайно в характеристике особенно привлекательных женщин вдруг снова появляется слово «дерзкая». «Дерзкое, вызывающее поведение» такой «сорвиголовы» считалось особенно сексапильным, ведь оно предполагало возможность воспитательного воздействия со стороны мужчины. А воспитательный момент настоящий кавалер охотно включал в свой план завоевания дамы, поэтому во многих фильмах того времени вдруг стали привычными фразы вроде: «Выпороть бы тебя как следует!»

Кинозрители послевоенных лет стали свидетелями настоящей войны полов. Инге Эггер, Барбара Рюттинг, Эрика Бальке, Хильде Краль, Хильдегард Кнеф – вот те сорвиголовы, которые ничуть не уступали сегодняшним строптивицам вроде Умы Турман. Хильдегард Кнеф в роли Альрауне в одноименном фильме режиссера Артура Марии Рабенальта (1952) – персонифицированное мифическое зло – отправляет на тот свет четырех своих любовников. Она не может не творить зло: она то провоцирует по пояс голого коренастого рабочего, моющегося у фонтана под ее окном, бросая в него вишни, то позирует с хлыстиком своей следующей жертве, а потом печально сидит у пруда, потому что снова стала причиной гибели человека, – в этом есть что-то зловещее. И в финале она не находит пути в лоно счастливой любви, ее сердце не покоряет состоятельный джентльмен – она уносит с собой во мрак погасшего экрана свое незыблемое одиночество.