Волчьи выродки

– Я знаю!.. Сделаю!.. – покорно кивнул головой комендант.

– Не всё знаешь, Александр Михайлович: выдай ему путевой лист, в котором укажешь, что он находится на полном довольствии конвоя и имеет статус неприкосновенности.

Суворов отреагировал жестом, что и это указание полковника СМЕРШа будет выполнено.

– Теперь второе, – продолжал Жогов. – Из тех провинившихся солдат хозвзвода, уличённых в мародёрстве, выбери наиболее надёжного и обещай ему, что освободишь его от трибунала, если он беспрекословно выполнит одно задание…

– Я, пожалуй, не смогу один договориться с военной прокуратурой, – нерешительно и осторожно вставил реплику Суворов. – «Дела» на них заведены по вашим рапортам.

– Разумеется, я не останусь в стороне и обо всём договорюсь, – поспешил успокоить его Жогов. – Можете быть спокойны!

– Так… А что за указание он должен выполнить?

Воцарилась пауза. Полковник сверлил коменданта своим проницательным взглядом, затем мрачно произнёс:

– Убить остальных многодетных женщин, содержащихся в камерах филпункта.

На Суворова эта фраза произвела эффект разорвавшейся у него за пазухой бомбы: по его телу, словно взрывная волна, прошла судорога, и он застыл на месте в немом оцепенении.

– Да, да, Александр Михайлович, вы не ослышались, – спокойным ледяным тоном проговорил Жогов. – Он должен расстрелять всех женщин, а мы, в свою очередь, оформим их кончину как самоубийство. А так же…

– А как же их дети? – вырвалось у коменданта. – Вы же сами при первом обходе выговаривали нам… А теперь?.. Теперь что?.. Они без матерей…

– Успокойтесь, Александр Михайлович! – обрушил всю мощь своего голоса на коменданта офицер СМЕРШа. – И дайте мне договорить…

Суворов, не ожидавший такого сурового выпада полковника, стих.

– Их детей мы оформим «мёртвыми душами», – стараясь придать голосу ровный тон, – продолжил полковник. – Объясняю, что это такое: в документах, которые мы оформим для отправки в Россию, укажем, что матери, прежде чем покончить с собой, убили своих детей… На самом же деле мы их передадим под опеку местным антифашистам. Они сейчас открывают дом-приют для всех детей, побывавших в Майценехе и после освобождения оставшихся здесь же, в Плаубурге. К сожалению, многие из таких малолетних узников концлагеря даже не знают, откуда они и из какой страны их сюда привезли, – с болью в душе проговорил Жогов. – Теперь, надеюсь, вам понятно, что именно таким образом мы сможем спасти содержащихся здесь детей от неминуемой гибели у нас на Родине? Там они все обречены и другого выхода, к сожалению, у нас нет… Вы не глупый человек и понимаете, что смерть их матерей будет оправдана их жизнями. Вы сами видели, что написала кровью на стене та женщина, покончившая с собой сегодня ночью. Для всех них это означает одно: смыть с себя позор предательства и тем самым дать своим детям жизнь…

– С крови начинаете, – судорожно выдохнул Суворов.

– А я разведчик! – холодным тоном ответил полковник. – И моя работа – это холодный рассудок и последовательная логика, и мы всегда действуем по принципу спасения большинства малой кровью! А если говорить по большому счёту, то вы, товарищ комендант, не хуже меня знаете, что наша Священная война велась для того, чтобы спасти нашу Великую страну и народы Европы от гитлеровской чумы!.. И, между прочим, для этого была пролита кровь, – угрюмо закончил он.

Суворов опустил глаза и задумался.

– А как же быть с врачами, которые должны засвидетельствовать смерть детей? – наконец вышел он из раздумья. – Да и много других свидетелей фальсификации будет…

– А что?.. Неужели все безгрешны? – ядовито усмехнулся Жогов. – Если, я думаю, хорошенько покопаться, то у каждого за душой отыщется какой-нибудь грешок! А кому захочется связываться с человеком из СМЕРШа? А?

– Так, значит, никаких жалоб на меня не поступало, – догадался комендант и, испугавшись собственной реплики, изобразил на лице слабое подобие улыбки. – Так надо было прямо и говорить, Иван Николаевич, а не подходить издалека…

– А я прямо не могу: профессиональная привычка не позволяет, – с той же ядовитой интонацией усмехнулся полковник. – Ну… Как я вижу по вашей последней фразе, мы с вами полностью договорились?!

Суворов в ответ только молча отреагировал кивком головы в знак согласия. Этим же вечером им был отобран из числа мародёров солдат, который должен был привести в исполнение приказ Жогова. Узнав, что ему предстоит, он сначала удивился, так как это полностью противоречило тому, за что он отдан под следствие военного трибунала, но потом, не колеблясь, согласился. На свободе лучше, чем на тюремных нарах, и не важно, какой ценой она тебе досталась, посчитал он, давая согласие на роль палача, тем более, что расстреливать-то придётся всего-навсего предателей. И такая готовность солдата удовлетворила обоих офицеров: и Суворова, и Жогова, которые перед кровавой расправой встретились с ним, чтобы самим убедиться в его решимости.