Волчьи выродки

На подготовку времени не требовалось, и той же ночью решено было привести в исполнение задуманное… Вся процедура выглядела достаточно просто: женщин по одной предполагалось выводить из камер в душевую комнату под видом помывки и там расстреливать. Снабдив солдата пистолетом и дополнительными к нему обоймами с патронами, Жогов приказал ему приступить к исполнению казни. Почти все приговорённые к смерти догадались, что в столь поздний час их уводят из камер от детей не для помывки, так как до этого момента их выводили в душевую вместе с детьми. Женщины молча целовали каждого ребёнка и так же молча прощались с ними, покидая камеру. Увидев в душевой солдата с пистолетом, они с робкой покорностью становились по его приказу к стене и, закрывая глаза, плакали. Лишь последняя из женщин, увидев на полу душевой гору трупов в лужах крови, попыталась броситься назад, но вовремя запертая дежурным-дневальным снаружи дверь не позволила ей спастись бегством, а пуля, выпущенная из пистолета, успокоила её навсегда.

Следя в дверной глазок за расстрелом, офицеры увидели, как солдат, с приобретёнными на войне навыками, убивал свои жертвы двойными контрольными выстрелами – в голову и в грудь. «Работа» была выполнена им блестяще, и как только пала последняя женщина, дверь по приказу Жогова была открыта дневальным и он вошёл в душевую. То, что произошло дальше, было настолько неожиданно для Суворова, что тот почернел от страха. Полковник, не говоря ни слова, достал из кармана брюк заранее приготовленный пистолет и дважды выстрелил из него в солдата. Потом с таким же хладнокровием он подошёл к его телу, распластавшемуся на полу, и сделал третий, контрольный, выстрел в голову.

– Вот так-то будет лучше! – чуть слышно процедил он сквозь зубы, вкладывая пистолет в кобуру.

– Вы что наделали?! – спросил его дрожащим голосом Суворов. – Вы что…

– А разве вы не видите?!

Та лёгкость, с которой была произнесена эта фраза, ещё больше повергла коменданта в шок.

– Но… – только и смог выдохнуть он, глядя на труп солдата, лежащий в крови, медленно переведя взгляд на Жогова. В его глазах стоял невыразимый ужас.

– И никаких «но», Александр Михайлович, – жёстко парировал полковник. – Я застрелил мародёра, который позорит высокое звание солдата Красной Армии… Или вы с этим не согласны?

– Зачем вы это сделали? – набирая в лёгкие воздух, не отреагировал на вопрос комендант.

Жогов, прежде чем ответить, подошёл к нему вплотную и, пронизывая его насквозь своим хищным взглядом, ледяным тоном ответил:

– Да вы наивный человек, Александр Михайлович. Кто же нам поверит, если мы в рапорте укажем, что все женщины покончили с собой? Сейчас не то время, когда можно верить в массовое самоубийство… Одна женщина ещё может свести счёты с жизнью, но никак не все! А теперь мы в документах укажем, что убил их всех мародёр, которого тоже пришлось застрелить ввиду его опасности, так как он сбежал из-под стражи военного трибунала и, помимо всего прочего, покушался и на нашу с вами жизнь! Теперь всё понятно?!..

Суворов лихорадочно затряс головой.

– Да… – еле выдавил он из себя после небольшой паузы и гнусаво добавил: – Вы… вы страшный человек!

– Вы правы: я страшный человек, – снова пронзил Суворова своим взглядом Жогов. – И я обязан быть таковым, так как я работаю в отделе государственной безопасности, в названии которого первое слово – СМЕРТЬ!.. И как я вам уже говорил раньше, мой рабочий удел – это холодный рассудок и последовательная логика, которые исключают такие понятия, как сентиментальность, жалость и сострадание… тем более любовь! – подвёл он черту последней фразой.

– Но вы ведь испытываете сострадание к детям в камерах филпункта или…

– Разумеется, – оборвал его Жогов, не дав договорить. – Точно такое же, какое испытывает солдат к своему народу, когда берёт в руки оружие и идёт на войну защищать его, но не больше!.. Сострадания и жалости к врагам или к тем, волею судьбы кого мне приходится убивать, у меня нет!.. И быть не может!

Суворов окончательно потерял дар речи и больше уже не пытался возражать.

– Лучше прикажите убрать отсюда трупы, – поставил точку в разговоре полковник. – А потом подробно запротоколируйте в документах суть происшедшего здесь так, как это я только что вам изложил.

Суворов безропотно подчинился. Теперь он себе ясно представлял то, что ему этот человек сказал о его «самоубийстве за собственной подписью» в самом начале их знакомства и осмотра камер фильтрационного пункта. И у него не было никакого желания связываться с этим человеком, чьи возможности, по его мнению, были просто неограниченны… Что касается Анастасии Ильиничны, то она так и не узнала подлинной правды о случившемся. Жогов, чтобы не травмировать женщину суровой правдой, рассказал ей ту «суть дела», которую он преподнёс коменданту и которую впоследствии задокументировали в отчётах по филпункту. Все остальные, кто знал об этом деле, был причастен к нему или являлся свидетелем, хранили немое молчание…

ГЛАВА 5.