Волчья сотня

— Я ждал вас, — коротко бросил полковник, — идемте.

Чувствуя, что расспросы неуместны и лучше подождать, пока Горецкий сам все объяснит, Борис ухватил кусок калача, залпом выпил стакан чаю, переглянулся с Саенко, который молча развел руками, и выскочил вслед за полковником в сад. У калитки стояла ожидавшая их пролетка.

— Куда мы едем? — спросил Борис, чувствуя, что молчание начинает тяготить.

— К вашему знакомому — есаулу Бережному.

— Вы передумали и решили его арестовать? — неприятно удивился Борис. — Тогда зачем вам я? И ведь вы собирались…

— Я собирался, но господам из контрразведки угодно было распорядиться иначе, — прорычал Горецкий.

— Разве они не должны были исполнять ваши распоряжения? — начал было Борис, но полковник посмотрел на него так сердито, что он счел за лучшее помолчать.

Пролетка остановилась возле неказистого двухэтажного домика, во втором этаже которого квартировал есаул Бережной. У входа толклось некоторое количество народа. При появлении Горецкого разговоры смолкли. Горецкий с Борисом поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. Дверь комнаты была распахнута. Здесь тоже были люди, и главным среди них, судя по начальственным интонациям голоса и повелительным жестам коротеньких пухлых рук, был полный рыхловатый полковник небольшого роста. В первый момент Борис не заметил самого Бережного — видимо, потому, что хозяин комнаты вел себя гораздо тише и скромнее столпившихся в комнате офицеров. Внимательнее оглядевшись, Борис заметил есаула, который сидел за неказистым дощатым столом — письменным и обеденным в одно и то же время. Есаул сидел за столом, уронив на этот стол свою буйную голову. Черная пулевая рана на виске была не сразу заметна среди черных вьющихся волос терского казака. Крови на столе было удивительно мало. В правой руке есаул сжимал тяжелую ребристую рукоятку немецкого пистолета «борхард-люгер», известного также как «парабеллум» — «Готовься к войне».

— Насколько я могу видеть, — нарушил молчание Аркадий Петрович, — это тот самый пистолет, который я выдал вам две недели назад, верно, Борис Андреевич?

— Так точно, — подтвердил Борис упавшим голосом, — это тот самый пистолет, я проиграл его есаулу два дня назад.

— Так, с этим ясно. — Горецкий холодно взглянул на Бориса и повернулся к пухлому полковнику: — Господин Кузнецов, расскажите, как это случилось.

— Сегодня рано утром, — начал полковник, — в контрразведке получили сигнал от одного весьма надежного информатора. — При словах «надежного информатора» Горецкий поморщился, но знаком попросил Кузнецова продолжать. — Получили сигнал о том, что в этом доме в первом этаже находится чрезвычайно опасный красный диверсант, знаменитый эсер Блюмкин…

Услышав это имя, Горецкий удивленно и вместе с тем насмешливо поднял брови.

— Получив такой сигнал, подполковник Градов, чей был информатор, собрал все наличествующие силы контрразведки, и, соблюдая все возможные меры предосторожности, они чрезвычайно скрытно окружили это здание. Когда солдаты уже собирались проникнуть в дом с целью задержания Блюмкина, во втором этаже раздался выстрел. Не ожидая дальнейшего развития событий, все ворвались сюда и застали вот такую картину. — Кузнецов в крайнем огорчении указал рукой на мертвого есаула.

— Представляю себе, как вы «скрытно» окружили здание, — желчно проговорил Горецкий, — соблюдая все возможные меры предосторожности! Есаул, понятное дело, решил, что вы идете за ним…

— Ваша ирония, господин полковник, неуместна, — обиженно пробурчал Кузнецов. — Штабс-капитан делал свое дело. Он получил приказ, а спрашивать разрешения у начальства у него не было времени — Блюмкин бы ушел. А ежели есаул застрелился при виде чинов контрразведки, стало быть, советь у него была нечиста!

— Значит, значит, — процедил Горецкий, — но это не значит, что вашими топорными методами нужно было провоцировать его на самоубийство. Он был необходим мне живой! Кстати, нашли они своего Блюмкина?

— Блюмкина? — Кузнецов смутился. — Видите ли, в первом этаже этого дома действительно проживает Исаак Блюмкин, портной, пятидесяти шести лет, со своей женой и четырнадцатью детьми… мы его задержали для выяснения… На всякий, так сказать, случай…

— Только это вы и умеете, — раздраженно произнес Горецкий, — портных задерживать… на всякий случай. Отпустите его… к четырнадцати детям.

— Это уж мы как-нибудь сами разберемся, — обиженно ответил Кузнецов, — кого отпускать, а кого нет. У нас тут, господин полковник, своя работа ведется.

— Я вижу, — ядовито ответил Горецкий. — Что ж, проводите обыск, но чувствую, что результаты его нам ничего не дадут.

Сам он подошел к мертвому есаулу, приподнял веко, потрогал глазное яблоко, коснулся сжатого в руке трупа пистолета и быстрым шагом покинул помещение. Борис последовал за ним.

— Самоубийство Бережного подтверждает его виновность, — вполголоса сказал он на лестнице, догоняя полковника.

— На первый взгляд да, — уклончиво ответил Горецкий.

— У вас есть сомнения? — За достаточно долгое знакомство с Аркадием Петровичем Борис научился разбираться в его интонациях.